— Ваше Сиятельство! — с безудержным восторгом воскликнул господин Ризеган. Махнул рукой, приказывая поставить ступеньку, а потом торопливо пнул слугу и сам распахнул дверцу повозки. — Как я рад, что вы согласились на моё предложение!
Он сам протянул руку, чтобы помочь мне выйти и я, надевая образ избалованного столичного повесы, с силой опёрся на неё так, что глава местного ведомства крякнул под весом моего тела. Выбравшись, я ступил на ковёр и бросил со всем возможным высокомерием:
— Будто у меня был выбор.
— А где же ваша невеста? — заглянув в повозку, растерялся господин Ризеган.
— Дома, как и полагается незамужней даме, — показывая раздражение, процедил я. — Вы ожидали, что меня будет сопровождать благородная госпожа? Она не такая девушка!
— Ох, простите, — мужчина согнулся пополам. — Я не подумал…
— Заметно.
И направился по лестнице к распахнутым дверям. Перила были увиты алыми лентами и украшены еловыми веточками, как в доме Арлеты, но там символ приближающегося Новогодья был изысканно-уточнённым, здесь же выглядел совершенной безвкусицей.
Вся эта показная роскошь была так же уместна, как серебряная сбруя на породистой дойной корове. Но, судя по лучащемуся самодовольством лицу господина Ризегана, он этого не понимал, искренне считая, что поразил столичного выскочку великолепием приёма.
Покои, которые мне отвели для отдыха, были такой же низкопробной пошлятиной, как и остальные комнаты в доме. Всё здесь кричало об огромных деньгах и мизерном чувстве вкуса. Сомнения в том, что господин Ризеган нагло обворовывает королевскую казну, не осталось даже у Сарчи.
— Неужели, он вас не боится? — шёпотом спросил слуга, когда мы остались одни. Слуга помог мне раздеться, и я опустился в медную ванну, наполненную горячей ароматной водой. — Я потрясён наглостью этого человека! Сколько же он украл? Такие дома в порядке вещей в столице, и даже там не каждый герцог может позволить себе витраж на все окна! Этот человек считает, что он бессмертный?
— Здесь есть что-то ещё, — задумчиво промолвил я, пока он с силой тёр мне плечи губкой. — Судя по беглым подсчётам, на месячное содержание такого дома и штата слуг требуется годовой бюджет ведомственного отделения Леверетта.
— Годовой?! — Сарча округлил глаза. — Но откуда в провинции такие деньги?
— Вот и узнаем.
Я поднялся, позволяя слуге вытереть меня мягкой тканью, а потом вернулся в спальню и упал на кровать, желая забыться крепким сном, но ворочался едва не ли до утра, размышляя не о том, как разоблачить господина Ризегана, а гадал, почему же провинциальная красотка так отчаянно не желает за меня замуж. Единственную достойную версию я собирался проверить на скором балу в честь Новогодья.
Глава 9
Арлета
Панча разбудила меня, когда позднее зимнее солнце уже стояло в зените. Сестры в постели, конечно же, уже не было. Я потянулась и сонно пролепетала:
— Почему раньше не пришла?
— Простите, барышня, — нетерпеливо выталкивая меня из постели, чтобы заправить кровать, проворчала она, — но это вы спали, как убитая! Я два раза пыталась разбудить вас, и всё без толку. Чем хоть ночью-то занимались?
— Чем и ты, — я повела плечом, не желая раскрывать неприятный секрет о том, что до рассвета не могла глаз сомкнуть, размышляя о графе, который вдруг свалился на мою голову и смущает красивым лицом и словами о браке, которого не может быть. — Просто всю ночь кошмары снились.
— Скоро же полнолуние! — охнула служанка и присела на краешек кровати с подушкой в руках. — Опять тот сон? Вас снова кто-то преследовал в волчьем обличии?
— Тс-с, — я боязливо покосилась на приоткрытую дверь. — Вдруг Триста рядом.
Воспоминание об ужасном видении, которое посещало меня каждый раз, когда над землёй поднималась круглая луна, отозвалось дрожью во всём теле. Я помотала головой, избавляясь от липкого, будто паутина, ощущения, и прошептала:
— Нет, другие. — И не сдержала раздражения: — Всё из-за этого графа! Как там его?
— Эйр Хартш, — с придыханием ответила Панча и сжила подушку в объятиях. — Но почему вам снились кошмары из-за этого красивого и учтивого мужчины?
— Где ты учтивость увидела? — ехидно поинтересовалась я. — Он же приставучий, как дорожная пыль! А какой наглый!
«Почти поцеловал» — я прикусила нижнюю губу.
Настроение внезапно улучшилось, и я, напевая какую-то недавно услышанную песенку, поспешила за ширму, чтобы умыться. Панча, старательно пряча лукавую усмешку, помогла мне вытереться, причесаться и одеться к обеду. Впервые за долгое время я вышла к столу позже отчима.