Валера неожиданно вышел из-за стены, за которой мы стояли, на открытое пространство и сказал:
– Мужики, а ну быстро прекратили измываться над телом и съебали отсюда подальше!
– Это кто так тявкает?
Колян выпустил ленинский пиджак из руки, подошел к Валере и многообещающе сказал:
– Сейчас я тебя, козёл, рядом с Лениным положу, – и лениво-злобно размахнулся кулаком.
Валера легко поднырнул под кулак и нанес удар в переносицу, а затем всадил остро сложенные пальцы в горло противника. Тот мешком осел на пол, изо рта и из носа у него хлынула кровь. Толпа ринулась на нас с Валерой. Я увертывался от кулаков и ног, бил в чей-то пах, не стеснялся ударять пальцем в глаза и кажется сломал напрочь несколько чьих-то коленных чашечек. Валерины ноги летали как бабочки. Последнему из нападавших, вытащившему из кармана пистолет, Валера с хрустом свернул шею. Представитель коммерческого отдела в ужасе спрятался за саркофаг, наблюдая внезапно начавшуюся бойню. Валера достал его режущим ударом кулака в лицо, и тот с кудахтаньем сел на корточки:
– Товарищи, пощадите! Осмотр тела вождя – это один из основных источников поступлений твердой валюты в партийную кассу. Геннадий Андреевич выкупил Мавзолей с расчетом поправить с его помощью финансовое положение Коммунистической партии и использовать полученные средства для финансирования своей избирательной кампании на выборах президента России! Умоляю, пощадите!
– Матюша, подними крышку, я этого козла продажного туда засуну. Пусть он сам рядом с Лениным полежит.
Коммерсант от Мавзолея взвизгнул и быстро пополз на четвереньках подальше от взбешенного Валеры. Валера сильно пнул ногой в голову одного из лежащих, который сделал попытку подняться:
– Все, Матюша, пошли отсюда! Пускай тут менты порядок наводят. Или ребята Шмульдерсона. Кто раньше придет…
Мы быстро вышли из Мавзолея на Красную площадь и пошли, не оглядываясь и не глядя вперед. Пришли мы в себя только у Александровского сада. Мои и Валерины часы показывали пол-одиннадцатого утра, но на улице уже вечерело. Впечатлений было столько, что говорить о чем либо по свежим следам было бесполезно. Мы помолчали. Валера задумчиво почесал затылок:
– Как бы это сделать так, чтобы когда я умру, у меня рядом с головой взорвалась боевая граната?
– А зачем, Валера?
– Да неохота мне туда, к Шмульдерсону, понимаешь!
– Граната тебе ничего не даст. ЦПТ тебя скопирует раньше, чем она взорвется, а пока ты живой, тебе нет смысла ее взрывать. Но ты не переживай – ты же всегда можешь отказаться от сознания, если тебе там у них не понравится. И потом, оно еще может, и не восстановится. Так что не переживай понапрасну. Помнишь, осёл говорил, что логики ни в чём нет, и что никто не знает, кому, зачем и что надо? А это значит, что все еще может как-то устаканится. Может быть этот Брэкстон нормальный мужик, а? Может, он когда-нибудь отберет у Шмульдерсона Пунтиллятор и сделает там более человеческое существование.
– Матюша, ты что в самом деле? Еще и в Пунтилляторе революция? Потом там построят концлагеря для приверженцев Шмульдерсона, самых упрямых будут лишать сознания и разлагать на простые элементы, да? Устал я, Матюша от всей этой хуйни, как-то многовато ее вышло за один день.
– Так, Валера, ты сам предложил поразвлекаться на собственный страх и риск. Вот и поразвлекались. А вообще, знаешь что? Прав был осёл, когда сказал, чтобы мы держались подальше от подозрительной трубы. А с другой стороны, куда ты от нее денешься. Сколько ни прячься, труба тебя всё равно найдет. А на другом конце у трубы – Пунтиллятор Шмульдерсона или еще какая-нибудь херня похуже. Только я думаю, что лучше всего об этом просто не думать, а постараться всё забыть, как будто ничего не было. Давай, Валера, всё это забудем, а?
– Нет, Матюша! У меня мысль другая на этот счёт. Давай с тобой попробуем написать пьесу под названием «Подозрительная труба и Пунтиллятор Шмульдерсона». Пока мы будем ее писать, мы во всем разберемся, и тогда нам, может быть, станет чуток полегче. Правда, обидно будет, если никто не захочет ее поставить. Или, может быть, давай напишем сценарий для фильма! Тоже будет нормально.
– Ты знаешь, Валера, со сценарием мне как-то даже больше нравится.
– Эх, пивка бы сейчас холодненького, – помечтал Валера и облизнулся от жажды.
Я сунул руку в карман и вспомнил, что там нет ничего кроме паскудной визитной карточки. Тем не менее, я вынул ее оттуда. Карточка увеличилась в размере, а бумага стала тоньше. На одной ее стороне была очень правдоподобно нарисована сторублевка, а на другой стороне почему-то была нарисована пятидесятирублевая купюра. Вот пакость! Мы подошли к пивному ларьку, и я небрежным жестом всучил странную ассигнацию продавцу. Тот принял ее, швырнув в кассу почти не глядя и дал сдачи как с сотни. Я попросил у продавца пластиковый пакет, сложил в него бутылки с Балтикой, и мы с Валерой уселись в сквере на лавочку. Я взял холодную запотевшую бутылку в руки: