Протягивая Музе кружку, Ким сообщает:
-- Говорят, Рязанцев отдал концы.
-- Да ну?! -- вскидывается Альберт почти обрадованно.
-- Говорят, сердце. Десять минут -- и амба. Ожидается распро-дажа.
-- От это будет базар так базар! Успевай хватать! -- предвкуша-ет Альберт.
-- О Рязанцеве я слышал. Модный женский врач, кажется? -- подает голос Вешняков.
-- Он самый. Женился под старость на полуграмотной домра-ботнице, -хмыкает Боборыкин. -- Коллекционер -- не коллекционер, но если верить рассказам, то в квартире -- художествен-ный склад.
Ким делает Альберту знак: покурим?
Оба выходят в кухню, убого обставленную и грязноватую.
-- Лучше бы на балкон, тут у моей супруги проживают тарака-ны.
-- Музе прощается. Ну, я принес. -- Ким передает Альберту серебряный портсигар. -- С тебя авансик.
Альберт открывает портсигар, защелкивает, любуется тонкой отделкой.
-- Здорово ты навострился, отлично смотрится! -- хлопает Кима по плечу.
Тому комплименты не нужны, знает себе цену.
-- Рядовая вещь. У меня пепельница в работе -- вот там будет искусство!
-- Поосторожней с искусством. Рискуешь переплюнуть гени-альные образцы.
-- Черт бы их побрал! -- взрывается Ким на предостережение Альберта.
x x x
Из поездки в краеведческий музей вернулся Томин и застал Знаменского за необычным занятием: на столе его громоздятся альбомы с репродукциями и книги по истории живописи. С прит-ворным ужасом Томин перебирает книги и читает названия, никогда не звучавшие в этом кабинете.
-- Устроил себе искусствоведческий ликбез, -- разводит рука-ми Пал Палыч.
-- Ясно, старичок. И далеко шагнул?
-- Дошел до фразы, -- Знаменский зачитывает скороговоркой цитату. -"Для достижения центростремительного построения художник подчиняет формы предметов контурным полуокружностям, контрастирующим с цветовыми плоскостями картины, и ставит задачу не портретирования, а конструирования".
-- И переводишь без словаря?
-- Запросто. Рассказывай, что привез.
-- Привез вторую "Инфанту", привез директора музея. Еще привез вагон туману и маленькую тележку полезных сведений.
-- Выкатывай хоть тележку.
-- Ну, стало быть, картины были украдены и тотчас найдены. Украдены культурно: воры отключили недавно смонтированную сигнализацию. И пока ночной эфир струил зефир, вынесли, что им понравилось. Через окно нижнего этажа. Первым обнаружил пропажу сторож. Под утро, говорит, не спалось, пошел по залам, увидел. Бросился звонить в милицию. Отсюда начинается инте-ресное: картины обнаружили через десять -- двенадцать минут. Собака взяла след и мигом привела к котельной -- рядом, в двух кварталах. Там все было аккуратно сложено.
-- И на радостях никто не подумал, а зачем сложено?
-- Естественно. Посмотрел я собаку в работе. По следу идет, но сбивается, возвращается, нервничает. А мне говорят: "Тогда она птицей летела!"
-- Укрепили след!
-- Угу. Натри подошвы копченой колбасой -- любая дворняга птицей полетит.
-- А какой музейный сторож? Да сядь ты, Саша, не мотайся.
-- Могу и сесть. Сторож -- голубое создание. Я его из подозре-ваемых вычеркиваю.
-- Так... Но раз сумели отключить технику, то консультировал кто-то из тамошних.
-- Не обязательно. Тут такая штука: городок стоит на туристс-кой трассе, и месяц, в который произошла кража, был рекордным по числу посетителей.
-- А при чем статистика?
-- При том, Паша, что сигнализацию проводили и опробовали в рабочие часы музея. Практически на глазах этого самого рекор-дного числа посетителей.
-- Идиоты.
-- Примерно то же самое я сказал прорабу... в более крепких выражениях.
-- И он?
Томин машет рукой.
-- Объяснил, что все люди работают в рабочее время, оно потому и называется рабочее, а в нерабочее время люди не работают. И что обеспечение секретности -- дело той организа-ции, которая приглашает. Разумно?
-- А у директора музея тоже есть разумное объяснение?
-- Он отговаривается, что публика -- дура, и разницы между сигнализацией и простой электропроводкой уловить не способ-на... Засим тележка опустела. Предлагается в неограниченном количестве туман.
Теперь Пал Палыч вышагивает взад-вперед, а Томин наблюда-ет за ним с дивана.
-- Значит, на месте ни единой зацепки?
-- По первому заходу -- голо, Паша. Надо плотно садиться и процеживать всех и вся сквозь мелкое ситечко.
-- Слушай, пошли кого-нибудь! Там уже полгода минуло, все, что люди могли забыть, -- забыли, след простыл. А здесь -- еще теплый, здесь ты сейчас нужнее.
-- Попробую... Директор музея в коридоре. Звать?
-- Зови, чего тянуть.
Томин приглашает Пчелкина: тот входит, заметно нервничая.
-- Разрешите? Здравствуйте, -- он смотрит на Пал Палыча и вдруг с облегчением всплескивает руками: -- Павел... Это ты?! Вот свела судьба старых друзей!
Пчелкину радость -- Знаменскому досада. Вовсе ни к чему ему Пчелкин в качестве подследственного!
x x x
В кабинете Скопина собралась вся тройка.
-- Друзьями мы не были, хотя знакомство давнее, -- хмуро говорит Знаменский. -- Правда, лет десять не встречались, но у меня о Пчелкине твердое мнение. К сожалению, плохое. Просил бы освободить от объяснений, что и почему.
-- Нет уж, Пал Палыч, потрудитесь назвать причину, -- возра-жает Скопин.
-- Ну хорошо... Пчелкин бывал в одной близкой мне семье. Считался женихом. Но обошелся без загса и смотал удочки. Конечно, не он первый, не он последний. Но... есть подробности, которых простить нельзя. В общем, Пчелкин мне решительно неприятен! А его действия предстоит объективно оценить. Мне это трудно -- могу поддаться предубеждению. Потому считаю для себя неэтичным вести дело дальше. -- Он кладет на стол папку.
Скопин щурит глаза.
-- Значит, самоотвод? В горячее дело с ходу вводить нового следователя?.. Вынужден согласиться, -- неожиданно заканчива-ет Скопин.
-- Вадим Александрович, вы допускаете, что Пал Палыч может быть необъективен?! -- Кибрит ушам не верит.
-- Вполне допускаю, Зинаида Яновна. Постоянно держа в уме, что он предубежден, Пал Палыч не способен на объективность. Он же станет на каждом шагу бояться личной неприязни! Улики против директора, чего доброго, припишет этой своей неприязни и преуменьшит его вину... Пал Палыч, напишите рапорт.
-- Хорошо.
-- Вам досадно? -- обращается Скопин к Томину и Кибрит. -- Мне тоже, уверяю вас. -- Он включает переговорное устройство.
-- Зыков на месте?.. Вернется -- срочно ко мне. -- И снова к Томину и Кибрит. -- Вы с ним работали?
Оба отрицательно качают головой.
-- Последние дела Зыков провел удачно, хотя опыта маловато. Ну ничего, будет советоваться.
Знаменский достает из папки листок:
-- На ближайшие дни я составил себе план.
-- Давайте сюда, Зинаида Яновна?
-- Первоочередное -- это сравнительная экспертиза обеих картин: из музея и из таможни. Надеюсь договориться в Цент-ральных реставрационных мастерских. Там и специалисты и аппаратура.
-- Я бы проверил на подлинность все картины, которые кра-лись-возвращались, товарищ полковник, -- предлагает Томин.
-- Согласен, с этим медлить не годится. Подумайте, Зинаида Яновна, кого направить в музей. А на что мы можем рассчиты-вать со стороны угрозыска?
-- Пока общая разведка, товарищ полковник. Область для меня новая, люди новые. -- Томин смотрит сумрачно: самоотвод Пал Палыча испортил настроение.
А тому вдвойне обидно: начало раскручиваться занятное дело, а пойдет дальше без него...
x x x
У комиссионного магазина, торгующего антиквариатом, роят-ся группки людей. Интеллигентный пожилой человек сидит на выступе фундамента, веером держа в руке кисточки, предназна-ченные на продажу. Похаживает взад-вперед парень с книгой альбомного формата в яркой суперобложке. Кто-то стоит с объ-емистой хозяйственной сумкой; когда к нему обращаются, с дос-тоинством приоткрывает сумку, показывая, чем он торгует.