Манью на другом конце провода в полной мере оценил иронию этой фразы: он знает точку зрения Мегрэ на вмешательство судейских в уголовное расследование.
— Вы его упустили?
— Выходит, упустил.
Хозяйка квартиры стоит у него за спиной. Он оборачивается и так пристально смотрит женщине в глаза, что той не удается скрыть легкую нервную дрожь.
Даже на улице следователь не унимается:
— Я буквально холодею при мысли, что этот человек бродит где-то рядом, вооруженный и готовый на все, чтобы спасти свою шкуру. Согласитесь, Мегрэ, большое несчастье, что вашего инспектора понесло звонить. Убийца ведь был у нас в руках! Его бегство — признание в преступлении. А теперь… Вы к себе на Набережную?
— Не знаю.
— Что намерены предпринять?
— Тоже пока не знаю.
— Сильно вас это все расстроило, а?
Зачем возражать? Мегрэ молчит. Молчит даже тогда, когда к нему подходит удрученный Жанвье. И только позднее, за кружкой пива на террасе ресторанчика, напротив, буркает:
— Не переживай так, старина!
— Но ведь если будет скандал…
— Если ему суждено быть, он уже начался.
— Вы что-то придумали?
Мегрэ молчит. Набивает трубку, раскуривает, рассматривает догорающую спичку.
— Я все думаю, хватит ли у меня времени… — вздыхает он наконец, устало вытягивая ноги.
— На что, шеф?
— На то, чтобы съездить в Сен-Рафаэль.
— А послать туда никого нельзя?
Совершенно исключено. Инспектору можно доверить конкретное задание. Но как ему втолкуешь… Как прикажешь ему отправиться туда и любой ценой вынюхать там все, и, подобно собаке, роющейся в помойке, отыскать не кость, конечно, а ключ к тайне?
Вдруг Мегрэ оживляется. На одном из окон в доме напротив дрогнула штора. За комиссаром, через весь бульвар, следят женские глаза, и эти глаза, в свой черед, полны страха.
Что за мысль внезапно приходит ему в голову? Лицо в окне, за которым он наблюдал, исчезло, и Мегрэ заволновался.
— Беги в дом, малыш. Встань на лестнице, прямо у двери, и ни в коем случае не уходи. Плевать, что тебя увидят. Понял?
— А если одна из женщин выйдет?
— Пропусти. Но сам — ни с места. Убедившись, что приказ выполнен, Мегрэ проходит в ресторан.
— Телефон у вас есть?
Аппарат висит прямо в зале, поэтому в момент наплыва публики инспектор предпочел позвонить из закрытой кабины в одном из кафе на площади Клиши.
— Это ты, Люкас?.. Что?.. Нет, нет. Не важно, старина… Коль скоро так угодно господам из прокуратуры… Живо в машину… Да… На бульвар Батиньоль… Ресторан напротив… Жду.
Хозяин с любопытством смотрит на комиссара: он догадывается, кто это, и спрашивает себя, что привело полицию в их квартал.
— Алло, дайте мне Сен-Рафаэль… Номер не знаю… Господин Лариньян, адвокат… Это все, что мне известно… Вызов срочный, полиция.
Кружка, еще кружка. Когда дают Сен-Рафаэль, на столике стоят уже четыре блюдца.
— Алло!.. Говорит его прислуга… Нет, сударь… Да, сударь… Хозяина нет… Что?.. Да, сударь, он должен быть на молу — он там всегда занимается живописью… Откуда звонят?.. Из полиции?.. Хорошо, сударь, сейчас же иду.
Мегрэ представляет себе, как она выскакивает из светлой комфортабельной виллы и под солнцем Лазурного берега, вдоль которого сверкают белые пятна парусов, устремляется на поиски адвоката — любителя живописи, чей расставленный на молу мольберт окружен кучкой зевак.
— Что будешь пить, Люкас? Хозяин, две кружки.
Люкас уже сообразил, что сейчас не время задавать вопросы. Проходит около часа, и весь этот час бедный Жанвье мается на лестничной ступеньке, вскакивая на ноги всякий раз, как проходит кто-то из жильцов. Наконец звонит телефон.
— Господин Лариньян?.. Что? Нет, нет, господин Лариньян, с вашей женой ничего не случилось… Я даже не знаю, где ваша жена… Лечит печень в Виши?.. Очень хорошо… Скажите, когда господин Ле Клоаген… Да, ваш клиент господин Ле Клоаген. Я спрашиваю, когда он перестал подписывать расписки в получении сумм, которые вы ему выплачиваете? Да, как видите, я в курсе… Не беспокойтесь… Почему я звоню вам из ресторана, хотя служу в полиции?.. Потому что у меня нет времени вернуться на набережную Орфевр… однако вы осмотрительны, господин Лариньян… Да, слушаю… почти десять лет?.. С тех пор как с ним произошел несчастный случай?.. Именно тогда семья и покинула Сен-Рафаэль?
Мегрэ утирает пот. Его собеседник-южанин — твердый орешек. Каждое слово приходится вытягивать, а это по телефону не так-то просто.
— Как же выдавалась ему пенсия в двести тысяч франков? Понятно… Вы каждый год лично отправлялись в Париж?.. Наличными?.. Не разъединяйте, барышня… Подслушивайте, если хотите, только Бога ради не разъединяйте… Вы слушаете, господин Лариньян? Вы лично вручали деньги господину Ле Клоагену?.. Что? Понимаю… Это было оговорено в акте дарения. Разумеется… Да… Да.
Нет, этот сен-рафаэльский адвокат еще осмотрительней, чем казалось вначале! Как Лариньян говорит, вернее, кричит в трубку, потому что он из тех, кто полагает, что их лучше слышат, когда они орут в аппарат, его обязанность — убедиться, что клиент жив в момент выплаты.
— Значит, вы каждый раз виделись с ним?.. Да, понимаю… Он лежал в постели? Нет?.. Болен, но не в постели… Ясно… Очень исхудалый… Говорите, не бойтесь… Да… любопытно, однако… Еще одно… Вилла, которую они занимали… Продана? Сейчас там никто не живет?.. Американка, наезжающая в Европу раз в несколько лет?.. Ключи у вас? Попрощу вас передать их лицу, которое придет от меня… Ничего не опасайтесь… Вам вручат телеграмму с постановлением прокуратуры… Благодарю, господин Лариньян… Лучше бы не надо… Оставайтесь дома: мне, возможно, придется позвонить снова.
— Хозяин, кружку!
Лицо Мегрэ сразу просветлело. С какой-то особенной улыбкой он садится и бросает терпеливо ждавшему его Люкасу:
— Умора! Угадай, что делал Ле Клоаген в один из дней, когда господин Лариньян привез ему двести тысяч франков наличными… Занимался грамматикой! В гостиной, наедине с супругой, которая сидела с таким видом, словно дает ему урок, и была весьма не в духе.
— Не вижу, что…
— Не торопись. Я буду очень удивлен, если еще до вечера… А теперь мне надо позвонить нашему замечательному следователю, который пошлет меня ко всем чертям.
Ресторанчик для шоферов превратился в нечто вроде командного пункта. Похоже, что Мегрэ не решается упустить из поля зрения этот большой серый дом с воротами, в окне которого время от времени колышется штора.
— Алло! Простите за беспокойство, господин следователь… Нет, все еще ничего существенного… Я попросил бы вас телеграфом направить в Сен-Рафаэль следующее поручение. Получить у господина Лариньяна, адвоката, ключи от известной ему виллы. Обязательно захватить с собой каменщика и одного-двух землекопов… Опасно?.. Да… Знаю…
Разумеется, владелица виллы по приезде наделает много шуму, как вы выражаетесь… Думаю, что это необходимо… Да… Подвалы и все остальное… Сад, если таковой имеется… грот, если таковой имеется… Колодец… Все, решительно все… Результаты пусть сообщат мне сюда по телефону… Благодарю, господин следователь.
Пятая кружка? Или шестая? Мало-помалу Мегрэ становится другим человеком. Он словно набирает обороты, все его способности обостряются, он движется вперед со свойственной уверенностью в своей силе.
— Что мне делать? — спрашивает Люкас.
— Купи-ка газету.
В газетах уже опубликованы приметы Ле Клоагена:
«Опасный безумец, несомненный убийца гадалки с улицы Коленкура, бродит по столице».
Мегрэ пожимает плечами. Коль скоро это нравится следователю — газеты, публика…
— Вы думаете, он удрал?
— Нет.
— Но тогда…
— Да, старина. Может быть, да. Может быть, нет.
— Эти женщины?
— Не знаю. Пошли… Хозяин, сколько с меня? Если мне позвонят из Сен-Рафаэля или с набережной Орфевр, немедленно пошлите за мной в дом напротив.