Голые, неумолимо голые стены!
Мегрэ на четверть часа задерживается в привратницкой, затем выходит на тротуар. К нему приближается Жанвье, его инспектор.
— Указания, шеф?
— Подежурь еще. Мне все-таки хотелось бы знать, что это за люди.
На площади Клиши комиссар заходит в пивную, звонит г-же Мегрэ, предупреждает, что может не вернуться домой к обеду, и усаживается наконец перед кружкой пива.
Любопытно, однако, получается с ключом. Повернула ли его в замке м-ль Жанна, втолкнув старика в кухню, — если, конечно, показания Ле Клоагена правдивы?
Таков уж, видно, удел бедняги — вечно сидеть взаперти. Это доказывает наружный засов на дверях его комнаты на бульваре Батиньоль.
Но кто же вынул ключ? Убийца? Выходит, он знал, что за дверью кто-то есть?
Осматривая квартиру на улице Коленкура, Мегрэ допустил промах. Была ли в гостиной гадалки шляпа? Вероятно, очень вероятно. Не мог же Ле Клоаген не снять ее, оставшись наедине с женщиной. Если шляпа осталась в гостиной, убийца, видимо, заметил ее и вытащил ключ из кухонной двери…
Была ли шляпа на отставном судовом враче, когда его обнаружили на кухне?
Мегрэ вытаскивает свой блокнот и заносит туда слово «шляпа».
Опросить всех, кто там побывал. Но в суматохе, сопутствующей началу расследования…
Ле Клоаген не мог запереться сам, а от ключа избавиться — выбросить в окно или уронить в унитаз.
— Возьмемся-ка за другого! — буркнул комиссар после второй кружки, решая, ехать на автобусе или нанять такси.
Уличная жизнь вокруг кажется теперь уже менее реальной. Тайна улицы Коленкура незаметно захватывает Мегрэ. Зажигаются фонари, прохожие превращаются в синие тени на голубом фоне.
— Набережная Орфевр.
— Ясно, господин Мегрэ.
Ребячливость, конечно, но по-человечески понятная — ему приятно, что водитель узнал его и по-дружески назвал по фамилии.
Подпись: «Пикпюс…»
Кому была адресована записка, которую неизвестный (или неизвестная?) набросал в кафе «Спорт» на площади Республики? Не удивительно ли, что Жозеф Маскувен, добросовестный служака, впервые в жизни укравший тысячу франков у своих хозяев, как нарочно потребовал письменный прибор, положил пенсне на бювар и заинтересовался чернильными пятнами?
— Значит, охотимся, господин Мегрэ?
Комиссар вздыхает, расплачивается и тяжело поднимается по лестнице уголовной полиции. Франсуа, старый служитель, не дает Мегрэ войти к себе в кабинет:
— Вас ждут, господин комиссар. Франсуа бросает взгляд на обитую дверь в кабинет начальника. Мегрэ понимает.
На столе горит лампа с зеленым абажуром, но шторы не задернуты и окна распахнуты, являя взору пейзаж набережных, откуда тянет влажной прохладой.
Начальник уголовной полиции поднимает глаза. Рядом с ним, стараясь не смотреть на комиссара, стоит Люкас с видом побитой собаки.
— Вы оказались правы, Мегрэ. Некий Пикпюс действительно убил гадалку.
Комиссар хмурится: к чему это предисловие?
— К сожалению, главного свидетеля едва ли удастся допросить в ближайшие дни.
Почему Мегрэ охватывает страх? Он ведь знает Октава Ле Клоагена всего несколько часов. Да и можно ли сказать — знает? Серьезность начальника, смущение Люкаса… Мегрэ предчувствует беду. Неужели старика…
— Моя вина, — бормочет Люкас.
Когда они наконец заговорят по-человечески?
— Я допрашивал его более часа…
Нет, речь идет не об отставном судовом враче. Речь идет о Маскувене — Люкасу было поручено допросить его еще раз.
— Я решил съездить с ним на улицу Пирамид. На всякий случай. Мне казалось, в присутствии пресловутой графини я что-нибудь да вытяну из него. Вел он себя спокойно. Вот я и подумал — стоит ли брать такси, тем более что на набережной их не было. Мы пошли к Новому мосту. Вокруг не протолкнуться: «Бель Жардиньер» только что закрылся, продавцы и служащие толпами…
— Дальше.
— Все произошло быстрее, чем я успел среагировать. Он неожиданно перемахнул через парапет моста. Мегрэ молча набивает трубку.
— Ему не повезло. Перед тем как упасть в воду, он ударился о бык.
Картину нетрудно себе представить: великолепный вечер, сотни, нет, тысячи людей, перегнувшихся через парапет, запрудивших набережные… по воде плывет серая шляпа, рядом барахтается темная масса… кто-то из прохожих сбрасывает пиджак, ныряет…
— Тут как раз шел буксир, и… Толпа с замиранием сердца следит за происходящим. Буксир маневрирует, винт хлещет по воде, где тянутся красноватые отблески заката, спасителю протягивают багор и потерявшего сознание Маскувена вытаскивают наконец на черную железную палубу судна.
— Он жив, но толку от него — что от мертвеца: он ударился головой о камень. Его отвезли в Отель-Дье, где известный хирург Шенар…
Мегрэ чиркает спичкой, раскуривает трубку.
— Ваше мнение? — осведомляется начальник полиции. — Вам не кажется, что это все меняет?
— Что меняет? — бурчит комиссар.
Разве можно угадать, как пойдет расследование? М-ль Жанна — вот та мертва, и это покамест единственный бесспорный факт во всем деле. Ее убили двумя ударами ножа, когда она спокойно сидела, опершись локтями о столик в стиле Людовика XVI. Значит, ничего не опасалась. Ле Клоаген в кухне… Маскувен и его графиня…
— Куда делась женщина? — спрашивает Мегрэ, попыхивая трубкой.
— Какая женщина?
— Из Морсана. Как там ее? Словом, хозяйка «Голубка».
— Она торопилась на поезд.
— Она знала Маскувена?
— Я не догадался об этом спросить, — кается сконфуженный Люкас. — Она очень спешила: гостиница переполнена.
Мегрэ думает сразу обо всем, и доказательство тому — вопрос, заданным им сквозь зубы и вызывающий у начальника улыбку:
— А где лини?
Уж не собирается ли комиссар отвезти их г-же Мегрэ к ужину?
3. Девушка в красной шляпке
Примерно через каждые четверть часа Мегрэ стонал и отдувался, чудовищным усилием приподнимая навалившуюся на него вселенную, хотя на самом деле всего лишь с трудом вырывал собственное тело из влажных простыней, поворачивался на другой бок и снова погружался в населенный кошмарами сон. Всякий раз г-жа Мегрэ тоже пробуждалась и, поскольку засыпает она медленно, долго смотрела на шторы, вздуваемые ветерком.
Ночь была кристально ясная — до такой степени, что даже сюда, на бульвар Ришар-Ленуар, казалось, доносился легкий шум Центрального рынка.
В доме № 21 на Вогезской площади окно одной из спален тоже распахнуто, но в комнате ни души, хотя привратница, прибирающая квартиру, заранее расстелила постель.
В одной из палат Отель-Дье сиделка с лошадиным профилем вяжет у изголовья Жозефа Маскувена, лица которого под бинтами почти не видно.
М-ль Жанну, покоящуюся в холодильном шкафу Института судебной медицины, никто не охраняет. Зато на бульваре Батиньоль, в двух шагах от огней площади Клиши, инспектор Жанвье время от времени встает со скамьи, прохаживается под деревьями и поглядывает то на луну, повисшую между коньками двух заполоненных рекламой крыш, то на темные окна дома № 17.
Сначала к инспектору в темноте то и дело приближались женщины, — странно, что этой ночью все в квартале, даже тени, принимает исполинские размеры! — но они быстро сообразили, что тут им не светит, и теперь, постепенно уменьшаясь в числе, бродят в почтительном отдалении: бары один за другим закрываются, и хотя небо еще не побелело, неожиданная прохлада возвещает приближение дня.
Подкрепившись сандвичами, последние игроки покидают салон графини на улице Пирамид. Пять утра.
Из ротационных машин вылетают газеты, отпираются решетки метро, под кофеварками вспыхивает газ, на стойки кафе вываливаются груды теплых рогаликов.
Торранс выходит на бульвар Батиньоль и осоловелыми от сна глазами ищет коллегу, которого должен сменить.
— Ничего?