Толпа на набережной редеет. Все люди с по-будничному озабоченными лицами утекают в башню. Последние опаздывающие дети ныряют в школьную дверь, распахнутую для них улыбающимся старшеклассником.
Марлоу смотрит на женщину, которая выходит из соседнего оштукатуренного здания персикового цвета. Над входом вывеска: «НОВЫЕ квартиры, 55+». Женщина спешит, натягивая кофту. Волосы у нее влажные. Когда она дергает рукав, из ее сумки градом высыпаются книги. Женщина в солнечных очках, но Марлоу понимает, что она закатывает глаза, потому что лицо ее принимает досадливое выражение, а подбородок делает дугу в воздухе.
Она определенно опаздывает, и Марлоу понимает, что невежливо ее останавливать, но все равно направляется к незнакомке: что-то в этой женщине с длинными непослушными седыми волосами подсказывает ей, что она не из доносчиков.
— Извините, — говорит Марлоу, подходя к ней, приседает на корточки и поднимает две книги.
Женщина поднимает голову и медленно снимает очки.
— Я хотела спросить, вы не скажете… — начинает Марлоу, но женщина уже встала и в изумлении смотрит на нее. Она, кажется, даже не замечает, что сумка снова выпала у нее из рук. Она кладет ладони на щеки Марлоу и прижимает к ним большие пальцы так сильно, что на глазах у Марлоу выступают слезы. Женщина привлекает ее к себе и крепко обнимает. Пока Марлоу размышляет, как реагировать, за спиной поднимается ветер и бросает ее волосы вперед, к волосам женщины. Марлоу видит, что, за исключением цвета, они совершенно одинаковые. Она стоит, позволяя держать себя в объятиях, позволяя своим кудрям перемешиваться с густой гривой незнакомки.
Сидя на корточках на деревянной набережной, Орла поднимает голову и видит ее, одетую в черно-белое, на фоне сияющего неба. Мир позади девушки так ярок, что лица почти не видно, но Орла не сомневается.
Ей хочется смеяться. Сейчас утро среды. Она рассыпала книги. Она проспала. Она не высушила волосы. Она еще не смогла привыкнуть к чертову дому для стариков, который так нравится Кайлу, и потому, кроме всего прочего, села не в тот лифт — вверх, а не вниз. Около магазина, наверно, уже собралась очередь, не говоря уже о том, что по средам завозят товар.
Так вот как это случилось. Ей хочется смеяться.
Но вместо этого она стоит на дрожащих ногах и касается лица, которое видела в журнале. Она почти готова почувствовать под руками глянцевую бумагу. Но кожа у Марлоу теплая, нежная и слабо пульсирует, словно сердце находится где-то под ней. С ней все хорошо. С ней все хорошо. С ней все хорошо.
Орла указывает на скамью, и Марлоу садится. Три горячих, обсыпанных сахаром пончика появляются из сумки Орлы, и она естественным движением передает дочери два, словно и думать нечего, как их поделить.
— Невероятно, что я наткнулась на тебя, — все время повторяет Марлоу, потому что и правда не может поверить. Надо же, как быстро она нашла мать — лучше даже в сценарии не напишешь. — Со мной такого еще никогда не случалось, — говорит она. — Это как… — Она не может подобрать нужное слово. На мгновение Марлоу жалеет, что с ней нет девайса. След от него на запястье уже зажил и начал затягиваться тонкой кожицей.
Орла улыбается. Она пытается помочь:
— Судьба? Неизбежность?
— Нет. — Марлоу находит слово, и оно заставляет ее заплакать. — Совпадение.
Орла, видимо, думает, как сформулировать следующий вопрос. Потом осторожно произносит:
— А твоя мать знает, где ты?
Марлоу пожимает плечами. Она смотрит на Орлу и замечает, что вокруг глаз и рта у нее мягкие морщины. Это так утешает, что Марлоу сдерживает желание забраться к ней на колени. Она доедает второй пончик и говорит:
— Как ты думаешь, мне нужно родить ребенка?
Орла, прищурившись, обдумывает вопрос.
— Ты сделала все остальное?
Марлоу представляет свое лицо на свадебной фотографии, показанной на Таймс-сквер, — пресное и облупленное. Думает о том, с чем все согласны: она никогда не останавливается.
— Нет, — говорит она. — Вряд ли я вообще пока знаю, что такое «все остальное».