По твердому убеждению Дроздова, Грунев был рохлей, размазней, лопухом. Как иначе назвать человека, который в свободную минуту, перевив ноги и опершись плечом о стену, читает книгу и, как тетерев, глохнет? А потом, словно очухавшись, поднимает голову и говорит так, никому:
— Оказывается, философ Спиноза был оптиком.
— Свисток! — только и находит, что ответить Дроздов, словом этим выражая свое презрение к никчемному книгоеду, норовящему читать даже в столовой.
Когда они первый раз поехали в баню и Дроздов увидел голым этого растяпу, который, неуклюже ступая, нес на вытянутых руках перед собой шайку с водой, он не смог удержаться от смеха и крикнул братве:
— Гля, Груня до воду пошла…
Так с тех пор Грунева и стали называть Груней, безошибочно вложив в это прозвище что-то девчачье, что было в облике Грунева: в загнутых ресницах, бархатной коже лица, высоких бедрах.
Однажды Грунев попросил Дроздова помочь ему вырыть окоп.
Дроздов ответил с нескрываемым презрением к растяпе:
— Нашел няньку! Табачок врозь!
Владлен изнемогал от злых подтруниваний Дроздова, от, как ему казалось, жестокости сержанта Крамова и его «рычанья», от «дурацких требований» строевой службы.
— Груня, к командиру полка, бегом на полусогнутых! — выкрикнул Дроздов, появляясь в казарме.
— Зачем? — испуганно уставился на своего мучителя Владлен, лихорадочно перебирая в памяти, что он такое сделал, из-за чего может вызывать сам подполковник? Или это очередной розыгрыш и сейчас Дроздов скажет: «Отставить… Прошу пардону от всей глубины моей мелкой души».
— Ну, что ты, в самом деле, выдумываешь? — с надеждой в голосе сказал Грунев.
Но Дроздов уже серьезно посоветовал:
— Рви когти — командир не любит ждать!
Грунев судорожно одернул гимнастерку, пробежал пальцами по ее пуговицам — все ли застегнуты — и пошел к выходу.
— Каждая сосиска думает, что она колбаса, — пренебрежительно пробурчал Дроздов вслед Владлену.
Эх, жаль, не его вызвал подполковник. Он бы показал, как надо подходить к начальству, громко докладывать, не то, что эта мямля.
Грунев миновал военторговский магазин, где еще сегодня утром покупал леденцы, миновал заправочную станцию у парка боевых машин и асфальтовой дорожкой, обсаженной кустами сирени и маслин, стал приближаться к кирпичному одноэтажному зданию штаба полка.
Возле самого порога стояла урна в виде воробья с разинутым клювом, а на бордовом щите висел набор скребков, веничков, щеток для обуви.
Грунев, с сожалением поглядев на свои довольно замызганные сапоги, потер без особого успеха их щеткой и поднялся по ступенькам в штаб.
В коридоре на стенах вывешены какие-то графики, распорядки, наставления дежурному по штабу. Из строевой части вышла девушка в военной форме, посмотрела на Грунева, как ему показалось, строго. У телефона дежурил дневальный. В первом коротком ответвлении коридора, в самом конце его, замер часовой у полкового знамени.
Грунев отдал честь знамени. Крамов говорил им, что часовой у знамени стоит два часа. И доверяют этот пост лучшим. В Отечественную войну, когда полку не давалась вражеская высота, командир приказал вынести боевое знамя вперед. К нему рванулись бойцы, словно защищая грудью, и взяли высоту. И вот теперь оно здесь: в шрамах, пропахшее порохом, с двумя орденами на полотнище и орденскими лентами на древке.
Перед дверью, обитой коричневым дерматином, с табличкой «Командир полка» Грунев приостановился, поправил ремень, судорожно вобрал воздух и постучал.
— Войдите, — послышалось из-за двери.
— Товарищ подполковник, рядовой Грунев по вашему приказанию… пришел… явился…
— Прибыл, — мягко поправил Владимир Петрович и внимательно поглядел на неуклюжего юношу.
Подворотничок у него пришит неумело и словно бы немного вывернут наружу. Гимнастерка топорщится. На висках волосы выцвели пятнами и от этого кажутся пегими.
— Садитесь.
Грунев перемялся с ноги на ногу и осторожно сел на самый край стула, шаркнув подошвами.
Владлен не знал, надо ли, если сидишь у командира, снимать пилотку, и эта мысль мучила его.
До сих пор Владлен видел командира полка только издали, а теперь боялся поднять на него глаза и разглядеть получше. Он вспотел и, рукавом гимнастерки вытерев пот со лба, решал, куда девать руки. Наконец положил их на колени.
— Ну, как служба идет? — добро поглядев на Грунева, спросил подполковник. Голос у него густой, но гибкий.