Ковалев свернул за угол. Синеватая заречная мгла словно нехотя наплывала на город, размывая осенние краски деревьев, отдаляя ажурный мост через реку.
Четвертый год служил Ковалев здесь, и город все больше нравился ему степными улицами, умиротворенностью.
Часами сидели рыбаки в просмоленных баркасах, терпеливо дожидаясь улова. Паслись на взгорье козы. Изредка водяную гладь вспарывал «метеор», и снова наступал покой, лишь вереница уток плыла против течения да брело на водопой стадо коров колхоза, чьи земли то весной в зелени озимых, то в желтом разливе осеннего жнивья окружали город.
В свободные часы Владимир Петрович вырывался сам или с семьей к реке, а то в чисто поле, как называли они с сыном степь.
Она была грустной в стелющемся по черной земле дыме, когда жгли осенью сорняки, радовала глаз коврами майских тюльпанов.
В отдалении, в леске, притаилась богатейшая грибница с маслятами, а еще дальше — песчаная коса реки, где они варили уху.
Тишина, ласковое приволье природы воспринимались Ковалевым как благодатное переключение скоростей, как противовес жизненной озабоченности, что подступала к нему ежедневно и ежечасно.
…И день прошедший был до предела наполнен командирскими заботами, мелкими и крупными неприятностями, неожиданными психологическими ребусами, требующими мгновенного, подчас интуитивного решения.
Вероятно, можно обладать богатейшими военными познаниями и быть никудышным командиром полка. Потому что для него важно и умение разбираться в характерах, даже их оттенках, сплачивать вокруг себя помощников, быть сведущим в делах чисто хозяйственных.
Не академия, а именно жизнь дает желанный опыт организатора и воспитателя. Опыт накапливался годами, когда был взводным, ротным, командовал батальоном. И в дальних гарнизонах были неплохие стартовые площадки для командирского взлета…
Вот и сегодня с утра навалился груз неотложных дел…
Долго выколачивал асфальт для парка боевых машин; приходил со своими делами заместитель командира полка по тылу; начштаба представил план группового упражнения, уточнил боевой расчет. Один за другим следовали звонки из КЭЧ, горисполкома по поводу закладки дома для офицеров гарнизона.
Надо было проверить, как строят командный пункт на полигоне, как оборудуют учебные классы, узнать, почему не присылают бульдозерные танковые устройства.
Хозяйство было большим, «многоотраслевым»: с танками, тягачами, артиллерией, бронетранспортерами. Даже с парниками, свинофермой и бахчой.
И, конечно же, нельзя было разрешать сутолоке, стихии мелочей захлестывать тебя, нельзя было сбиваться с курса, упускать из виду стержень полковой жизни, ее главное предназначение — готовность к бою.
Ковалев с утра провел тактическую летучку, ознакомил офицеров с недавно полученной техникой, а позже говорил со штабистами об их работе, выезжал на стрельбы.
Взвод лейтенанта Санчилова показал, мягко говоря, неутешительные результаты. Два часа назад этот лейтенант понуро стоял перед Ковалевым.
У Санчилова молодой румянец на удлиненном лице, синие глаза, яркие губы, под гимнастеркой угадываются худые ключицы.
Собственно, парня следовало пропесочить крепче, потому что к службе относится он, как к чему-то скоро преходящему, недопонимая или не желая понять важности черновой, кропотливой работы.
Да и командирская жилка у Санчилова прощупывается слабовато — не хватает собранности, что ли? Вроде бы и конспект занятий составляет неплохо, и машину водит, и прилично знает технику, а взвод в середнячках.
Теперь, после университета, молодые лейтенанты обязаны были отслужить в армии два года. Вот Санчилов и «несет бремя», мечтая о будущей научной карьере и, так сказать, «перебывал».
Ковалев не признавал громких разносов провинившихся, не однажды убеждался, что тихо произнесенное ироническое замечание действует на людей самолюбивых сильнее начальственного окрика. Да это подтверждал и опыт его воспитателей — Боканова, Демина, тех офицеров, с кем служил.
Еще курсантом Ковалев любил цитировать едкие слова поэта:
…Подполковник хорошо помнил появление Санчилова в части. Лейтенанту следовало бы попасть в техническое подразделение, но велика была потребность в командирах взводов, и Санчилов, волею отдела кадров, оказался в мотострелковом полку.
Когда этот высокий, с тонкой талией и кривоватыми «кавалерийскими» ногами лейтенант представился, Ковалев, заметив на его груди университетский ромбик, поинтересовался: