— Нет еще: жена, дети?
— Жена у Максима Ивановича микробиолог, а детей, увы, нет…
— В струю Гура попал, — заметил Авилкин с видом человека, хорошо знающего жизнь.
— Не скажи, — возразил Снопков, — как нет царя в голове, никакая струя не поможет.
— Да, это так, — легко согласился Авилкин.
— Вот бы о ком очерк написать! — мечтательно произнес Павел Харитонович. — Ты можешь устроить мне встречу? — энергично повернулся он к Самсонову.
— А и устраивать не надо. Дам его домашний телефон, назовешь себя — и будешь желанным гостем. Но об очерке советую не заикаться. Насколько я знаю Максима — дифирамбов не терпит.
— Ну, плохо ты меня знаешь! — сказал Снопков, голосом подчеркнув слово «меня».
«Надо будет, — невольно прислушиваясь к этому разговору, подумал Ковалев, — о нашем Гурыбе рассказать Санчилову…»
Владимиру Петровичу вдруг послышался возмущенный голос Чапеля, говорящего лейтенанту: «Кибернетика, кибернетика! Мне с ней рвы да высоты не брать»: И прерывистый, возмущенный голос Санчилова, с трудом удерживающийся на грани почтительности: «Но, товарищ майор, это же ретроградство!»
«Да, расскажу Санчилову подробнее о Гурыбе», — окончательно решил Ковалев.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Боканов и Ковалев вместе вышли на улицу заснувшего города. Укутанный снегом, в мягком свечении ночных фонарей, он по-особому уютен.
Ковалеву вспомнилось, как Галинка, когда он в юности провожал ее домой, сказала: «Снег хрустит, будто кролик капусту жует».
Нахлынула теплая волна грусти по ушедшей молодости.
…Сергей Павлович начал расспрашивать Ковалева о его семье, службе, рассказал о своей работе, об инспектировании училищ, о том, что думает по дороге домой, в Москву, завернуть в родной артполк.
— Чадам своим и врачевательнице передай поклон.
— Непременно…
— И Антонине Васильевне.
— Передам. А когда вы видели последний раз Суркова? — спросил Ковалев.
— Недавно был у меня. С Катариной и Иваном…
Отправив Боканова ночным поездом, Ковалев пошел в гостиницу для приезжих офицеров. «Все же нам здорово повезло, что именно Бокановы пестовали нас в детстве и юности», — думал он. К офицерам-фронтовикам — а в полку Ковалева их осталось три человека — Владимир Петрович относился особенно бережно. Это шло и от памяти об отце, и от преклонения перед всеми людьми, честно прошедшими суровое испытание.
В жарко натопленной комнате гостиницы накурено. Ярко горит под самым потолком лампочка без абажура, слепит глаза. На одной кровати лежит Авилкин, справа и слева от него, на своих кроватях, в нижних рубашках — Снопков и Каменюка. Щегольской китель Снопкова, с орденскими планками под целлулоидом, висит рядом на стуле.
Снопков то и дело выбивает трубку, а Каменюка тычет окурок в пепельницу, стоящую на голом животе Авилкина.
— Увы, — говорит Снопков, — я своей лысиной уже перегнал кое-кого из наших воспитателей. Шевелюра нам только снится…
— Ну, а дети у тебя хоть курчавые? — хитровато суживает зеленые глаза Авилкин и прочно устанавливает пепельницу на животе.
— Могу успокоить: оба парня курчавые.
— А ты не запамятовал, скромняга, — спрашивает Авилкина Артем Иванович, — как хулиганил на уроке преподавательницы русского языка Дворецкой?
— Я-а-а?! Не может быть! — протестуя, воскликнул Авилкин и приподнялся на локте, рукой придерживая пепельницу.
— Еще как может быть! На твоем счету было столько подобных невинных деяний…
Пожилая, с длинным красным лицом, Дворецкая, вечно неряшливо причесанная и небрежно одетая, появилась однажды в классе в узеньких белых погонах с одной маленькой звездочкой. Из-под платья зеленого габардина выглядывали кружева. Авилкин умудрился сунуть ей в карман записку: «Товарищ младший лейтенант, подбирите кружева».
Дворецкая прочитала записку и невозмутимо сказала:
— «Подберите» пишется через «е».
Сейчас, когда Каменюка напомнил эту историю, Авилкин расхохотался, при этом его большой живот долго подрагивал вместе с пепельницей.
— Был изрядным шалопаем, — согласился Авилкин. — Я еще лейтенантом в отпуск к бабушке приехал, так она собрала знакомых старушек, дедов. Один из них — Власыч — с недоумением спросил, глядя на меня: «Кто ж те люди, что из тебя, дуралея, человека сделали?»