Рот летчика дрожал. Поискав глазами, он нашел себе место на палубе у трапа и сел, боясь, что его вдруг убьют. Но. никто не собирался его убивать, на него только смотрели – как он сел, и как он выпил воды, и как он стал снимать с себя мокрую одежду.
Ему дали коньяку, он выпил и пододвинул к себе все свободные грелки. Он не мог согреться и не мог оторвать взгляд от крупнотелого, белолицего русского летчика, который внимательно, спокойно и серьезно разглядывал своего соседа, изредка вздрагивая от боли.
– Товарищ военврач! – позвал крупнотелый. Левин наклонился к нему.
– Мы в школе учили немецкий, – сказал летчик. – Язык Маркса и Гете, Шиллера и Гейне – так нам говорила наша Анна Карловна. Я понял, что он вам… высказал, этот… гад. Но только вы не обижайтесь, товарищ военврач. Черт с ним, с этим паразитом. Вспомните Короленку и Максима Горького. как они боролись с этой подлостью. И еще вам скажу – будем знакомы, старший лейтенант Шилов…:
Он с трудом поднял руку. Левин пожал его ладонь.
– Я так предполагаю, что вам надо забыть эту обиду. Начихать и забыть. Вот таким путем… Видите.– смотрит на меня. Боится, что я его пристрелю. Нет, не буду стрелять, обстановка не та.
Облизав пересохшие губы, он медленно повернулся к нему и не без труда начал складывать немецкие фразы, перемежая их русскими словами:
– Ты об этом Jude vergessen! Verstanden? Immer… Auf immer… На веки вечные. Er ist… fur dich Herr доктор. Verstanden? Herr подполковник! Und wirst sagen das… noch, werde schiessen dich im госпиталь, – пристрелю, дерьмо собачье! Das sage ich dir – ich, лейтенант Шилов Петр Семенович. Verstanden?[3] Ясная картина?
– Ja. Ich habe verstanden. Ich habe es gut verstanden![4] – едва шевеля губами, ответил немец.
Шилова положили в пятую, немцу отвели отдельную – восьмую. Ночью у него сделалось обильное кровотечение.
От Шилова и Анжелика, и Лора, и Вера, и Варварушкина, и Жакомбай знали, как в самолете фашист обозвал подполковника. Рассказали об этом и Баркану.
Сердито хмурясь, он вошел в восьмую, где лежал пленный.
– Ich verblute, – негромко, со страхом в голосе заговорил лейтенант Курт Штуде. – Ich bitte um sofortige Hilfe. Meine Blutgruppe ist hier angegeben. – Он указал на браслет. – Aber ich bitte Sie aufs dringlichste, Herr Doktor, – Ihr Gesicht sagt mir, dass Sie ein Slave sind, – ich flehe Sie an: wenn Bluttransfusion notwendig ist… dass nur kein jiidisches Blut…[5]
Вячеслав Викторович Баркан строго смотрел на немца.
– Verstehen Sie mich? – спросил лейтенант Штуде. – Es geht um mein kiinftiges Schicksal, um meine Laufbahn, schliesslich um mein Leben. Keineswegs judisches Blut…[6]
Баркан насупился.
– Haben Sie mich verstanden, Herr Doktor?[7]
– Ja, ich habe Sie verstanden! – сиплым голосом ответил Баркан. – Aber wir haben jetzt nur judisches Blut. So sind die Umstande. Und ohne Transfusion sind Sie verloren …[8]
Летчик молчал.
Баркан смотрел жестко, пристально и твердо. Он в первый раз в жизни видел настоящего фашиста: господи, как это постыдно, глупо, как это дико, как это нелепо. Как будто можно разделить кровь на славянскую, арийскую, иудейскую. И это середина двадцатого века…
– Ich hoffe, dass solche Einzelheiten in meinem Kriegsgefangenenbuch nicht verzeichnet werden. Das heisst, die Blutgruppe meinetwegen, aber nicht, dass es judisches..[9]
– Ich werde mir das Vergniigen machen, alle Einzel heiten zu verzeichnen! – произнес Баркан. – Ich werde alles genau angeben.[10]
– Aber warum denn, Herr Doktor? Sie sind doch ein Slave..[11]
– Ich bin ein Slave, und mir sind verhasst alle Rassisten. Verstehen Sie mich? – спросил Баркан. – Mir sind verhasst alle Antisemiten, Deutschhasser, mir sind verhasst Leute, die die Neger lynchen, sind verhasst alle Obskuranten. Aber das sind unnutze Worte. Was haben Sie beschlossen mit der Bluttransfusion?[12]
– Ich unterwerfe mich der Gewalt![13] – сказал летчик и сложил губы бантиком.
– Nein, so geht es nicht. Bitten Sie uns um Transfusion beliebigen Blutes, oder bitten Sie nicht?[14]
– Dann bin ich gezwungen darum zu bitten.[15]
Баркан вышел из палаты. В коридоре он сказал Анжелике:
– Этому подлецу нужно перелить кровь. Если он поинтересуется, какая это кровь, скажите – иудейская.
Анжелика вопросительно подняла брови. – Да, да, иудейская, – повторил Баркан. – Я в здравом уме и твердой памяти, но это сбавит ему спеси раз и навсегда.
– Вы сделали эту штуку ради Александра Марковича! – басом воскликнула Анжелика.-Да, не отрицайте. Это великолепно, Вячеслав Викторович, это чудесно. Вы – прелесть. Я в восторге.
– Очень рад! – буркнул Баркан.
В ординаторскую к Левину ночью пришел Бобров.
– Машина Плотникова не вернулась с задания, – сказал он, – экипаж погиб, и Курочка наш тоже.
–: Не может быть! – сказал Александр Маркович.
Лицо его посерело.
Бобров рассказал подробности, какие знал. Многие летчики видели пылающую машину. Выпрыгнуть никто не успел. Но транспорт они все-таки торпедировали, и не маленький – тысяч десять тонн, не меньше.
На столе позвонил телефон. Сдержанный голос предупредил:
– Подполковник Левин? Сейчас с вами будет говорить командующий.
– Подполковник Левин слушает, – сказал Александр Маркович.
По щеке его поползла слеза, он стыдливо утер ее рукавом халата и опять сказал:
– Подполковник Левин у телефона.
В трубке сипело и щелкало. Потом командующий покашлял и очень усталым голосом произнес:
– Поздравляю вас, подполковник. Вы и ваш пилот Бобров награждены орденами Отечественной войны первой степени. Большое дело сделали, большое.
3
Ты об этом «юде» забудь! Понял? Всегда… Навсегда… Он… для тебя господин доктор. Понял? Господин подполковник! А если ты скажешь это… еще раз, я застрелю тебя в госпитале… Это говорю я тебе– я… Понял?
5
Я истекаю кровью… Я прошу оказать мне экстренную помощь. Моя группа крови вот тут указана… Но я убедительно прошу вас, господин доктор, по вашему лицу я вижу, что вы славянин, я умоляю вас: если понадобится переливание – только не иудейскую кровь.
6
Вы понимаете меня?.. Речь идет о моей будущей судьбе, о моей карьере, о моей жизни наконец. Ни в коем случае не иудейскую кровь…
8
Да, понял!.. Но мы имеем сейчас только иудейскую кровь. Таково положение дел. А без переливания вы погибнете…
9
Надеюсь, что такого рода подробности не будут записаны в мою книжку военнопленного. Ну, группа крови – пусть, а вот это… иудейская…
12
Я славянин, и я ненавижу расистов. Понимаете меня?.. Я ненавижу антисемитоз, германофобов, ненавижу тех, кто линчует негров, ненавижу мракобесов. Впрочем, это ненужные слова. Что вы решили насчет переливания крови?