Annotation
Проза о войне, той которой она может быть для простых людей.
Козаченко Вовка Владимир
Козаченко Вовка Владимир
Подполковник никому не напишет
Подполковник никому
не напишет
Эта книга написана для двух людей,
которых я очень люблю -
для Ольги Гриценко
и Ольги "Бози" Бондаренко.
Всем тем, кто способен плакать.
Я хотел, чтобы это звучало без пафоса.
ПРОЛОГ
"... А сына как назвала?
Спасибо, не ожидал..."
Ю.Визбор "Телефон"
Тёплый летний денёк одна тысяча девятьсот шестидесятого года подходил к концу. По высоким небесным отрогам, шаг за шагом вниз спускался прохладный августовский вечер. Воздух уже не насыщенный светом, а напитанный опустошающими тенями, словно сгущался, темнея с каждой минутой. А на западе, где огромным костром разгоралось необыкновенной красоты зарево, - там солнце, прорвавшееся напоследок сквозь жидкий занавес облаков, медленно угасало в розовых сумерках. Последние и оттого особенно яркие солнечные лучи, будто пальцы срывающегося в пропасть, с ожесточением цеплялись за острые выступы сосен и кедров, разрывая свой солнечный пламень об их острые иглы. Не сумев удержаться, эти ручейки заката стекали в русло грунтовой дороги, выбитой вездеходами и грузовиками в тайге, прореженной бензопилами от Усть-Выи до железнодорожной станции Проточная Тиса. Алый непрозрачный свет заката разрывался в сухой летней пыли и струился над немногочисленными придорожными лугами, не смея даже заглянуть за границы тайги. День замирал у края ночи, тяжелея от выпитого солнечного света. Ночь уже надевала свои черные, мерцающие звёздами доспехи. Скоро всё должно было закончиться августовской тихой прохладой.
Август этого года был необычно жарким, будто июль и не кончался. Жара стояла до сорока в тени, и дождичка не стоило ждать даже по четвергам. Но сейчас, ближе к бабьему лету, вечера становились всё прохладнее и прохладнее. Пока ещё стояло жнивьё - тихая, ясная погода, которая вот-вот должна была смениться затяжными сентябрьскими дождями. Осень была уже рядом, напоминая о себе пусть нечастыми, но зябкими туманами, выстилавшимися по вечерам над лугами прозрачной росой. Сентябрь приходил пока рано утром с яркими, золотыми рассветами, которые и окрашивали сочную зелень в оранжевые цвета, набивали потрёпанными учебниками ранцы школьников и наливали терпким едва сладковатым соком поспевающую антоновку. Лето заканчивалось, как подходят к своему логичному завершению все добрые и солнечные сказки. Сентябрь уже заливал занудливой моросью жаркие летние пожары. Осень была очень близко.... Так близко.
Сегодня было ясно - воздух чистый как вымытое оконное стекло, позволял западному зареву разгореться в полную силу. Закат, обречённо скатывавшийся куда-то за западные горизонты, вызывал из тайги эскадрильи злых голодных комаров, которые без особого успеха, но с упорством самоубийц атаковали грязное лобовое стекло громадины-лесовоза, громыхавшего по наезженному таёжному просёлку. Атака следовала за атакой - водитель лесовоза, наглухо закрывший ветровое стекло, снисходительно наблюдал, как дворники соскребали с лобового стекла следы отражённых штурмов. Серые точки, размазывались под скрипящей резиной дворников, изредка перемежаясь на грязном стекле алыми кляксами. И алый свет заката пурпурно светился в этих каплях крови, словно в брызгах солнечного света. Водила недовольно морщился, и дворники продолжали сердито скрипеть, растирая в труху злую таёжную мошку.
И было водителю лесовоза, как-то не по себе - то ли закат был слишком "кровавым", то ли перепил он вчера и хоть вроде похмелялся утром, устаток всё равно давал о себе знать. То ли ещё что.... Скребло что-то на душе, будто должен он кому-то деньги, а кому должен - забыл. Хотя, в общем-то, ему нечего было переживать, эти места он знал, как свои пять пальцев - дорога до места была хорошей даже для легковух, коих впрочем, в тайге днём с огнём не сыщешь, не то, что для мощного ЗИЛка поднимавшего шлейфы пыли на грунтовке, проложенной рядом с железной дорогой. Правда грунтовку у самого железнодорожного переезда пересекала Тиса, небольшая мелкая речушка, но там летом брод был хорошим - "комариным", телега не увязнет, не то, что лесовоз.
И всё-таки водитель лесовоза осторожно, "на первой" перетащил грузовик через брод и со скрипом тормознул у зелёного лужка, так чтобы способнее было, потом разворачиваться. Время было вечернее и скоро ему надо было ехать назад в лесхоз сдавать смену, если, конечно его пассажиры не задержат его как в прошлый раз. В прошлый раз он проторчал у этого брода часа четыре. И сейчас он будет ждать, сколько надо, хоть до утра, денег, как и в прошлый раз, ему "кинули" от души - но почему-то ему казалось, что в этот раз они не будут долго стоять.
Было уже часов девять или что-то около этого. Время в тайге, что ни говори позднее, особенно для бабы с пацаном. Он им и предлагал - мол, давайте завтра с утречка, но женщина не захотела. Видать билеты на ночной Минский взяла. Не хотелось ему сюда ехать на ночь, глядя, очень не хотелось.
Водила, поморщившись от надсадного скрипа шестерней (давно пора перебрать да за пьянками руки ну никак не доходят) в коробке передач, перебросил рычаг скоростей на нейтралку и опёрся тяжёлыми своими ручищами на руль. ЗИЛ качнулся и недовольно фыркнул остывающим двигателем. Водила задумчиво пробарабанил костяшками пальцев что-то залихватское по рулю обтянутому тонкой разноцветной проволокой. Он почему-то ощущал себя сейчас лишним, хотя был хозяином в этой кабине.
-- Вон там, через ручьи, к тайге, - он указал верное направление женщине, которая сидела рядом в просторной кабине ЗИЛа. На коленях у женщины вертелся непоседливый худенький пацан, - сын, наверное. Чернявый, такой шебутной мальчонка.
-- Ма, приехали? - спросил пацан, и водиле показалось, что он как услышал в голосе мальца сожаление. Не часто должно быть ему получалось ездить в кабине грузовика. Откуда у городских мальчишек такое счастье?
-- Я помню, - сказала женщина, открыла дверцу кабины, и став на подножку ловко спрыгнула на землю. После она ссадила вниз сына, отмахивающегося от надоедливой мошкары. Водила с изумлением краем глаза заметил на её руке, чуть пониже запястья, мутноватый развод татуировки, почти скрытый матовым южным загаром. Блатнячка, что ли? - водила пристально посмотрел на женщину, ссаживающую сына на дорогу. Здесь в Сибири он уже успел навидаться всякого и татуировкой, пусть даже женской, бывалого водилу не удивишь. У него тоже на пальцах виднелись лиловые разводы - один, девять, три и кокетливый вопросительный знак вместо последней цифры, открывающей точный год рождения. Так перед армией побаловался, а теперь никаким скипидаром не выведешь. Как обратно поедут, тут он ужом извернётся, но заглянет ей под руку, что у неё там за картинка наколота? Хотя... чего там смотреть - ясно, блатнячка.