Джиран продолжал испытывающе смотреть на Оксану. А сзади уже приторно зашептала Бозя, вынимая из души Оксаны последнюю робость.
-- Ты чо, дура? - Бозя знала, о чём говорить Оксане. - Тебе ж долю дают - до мужа поедешь. Сколько ты его не видала? А хорь этот - он же спит и видит, как тебя раком поставить. Участковый даст сопроводиловку почитать - ёц-тоц, да ты ж блядь, а герою-фронтовику не даёшь. Тут-то он тебя на все четыре кости и с оттяжечкой на хер посадит. Думай товарка.
Бозя шумно дышала ей в щёку свежим самогонным перегаром и всё дёргала за рукав. Джиран не отрывавший от лица Оксаны своих злых волчьих глаз. Неожиданно весело осклабился, нутром ощутив - пойдёт масть.
-- Не пздо сестрёнка, - сказал татарин уже дружелюбно. - Не фуфелом думали - всё заспорится.
Оксана молча шагнула за калитку. Здоровый цепной пес в глубине двора, гремя цепью, мгновенно рванулся с громким рыком из грубо сколоченной будки. Оксана вздрогнула, но пошла дальше к дому. Бозя была тут "на разведке" и прихватистым глазом бывалой суходольской наводчицы определила, что цепь у волкодава короткая, и до дорожки, а тем более до крыльца он не достанет. Следом за Оксаной во двор к Анохину бегло, тенями скользнули Джиран и Приймак. Низко пригибаясь, так что их нельзя было заметить из дома, они приблизились к невысокому крылечку. Пёс захлебнулся лаем от собственного бессилия - ему не хватало каких-нибудь двадцать сантиметров, чтобы вцепиться в полу длинного пальто Приймака, который всё сильнее прижимался к низкому заборчику у крылечка с опасением косясь в сторону больших собачьих клыков. А пустобрёх рыча и лая жёсткой шеей рвал добротную цепь стервенея от наглости чужаков. В доме счетовода сквозь щели в ставнях сразу затеплился огонёк керосиновой лампы - Анохин проснулся или не спал, не смотря на такое позднее время. Оксана поднялась на низкое крыльцо, отряхнула с ботинок мокрые пласты снега. Рядом, по обе стороны двери затаились Джиран и Приймак.
-- А если он не один? - едва слышно прошептала Оксана Джирану, прижавшемуся рядом к чёрной бревенчатой стене.
-- Стучи, - выдавил из себя сквозь зубы татарин, - отступать уже было некуда.
Собравшись с духом, она постучала в крепкую дверь, больно ударив по холодному дереву костяшками пальцев. Пёс за её спиной продолжал лаять, неистово гремя цепью.
-- Та быстрее, видирветься ж, - зашептал Приймак, баюкающий в грязной ладони рукоять кинжала.
Оксана постучала ещё раз.
-- Ну, кого там черти принесли, - раздался из-за двери знакомый голос, и Оксана даже зажмурилась от ужаса. Но её голос даже не дрогнул - она заговорила спокойно и уверенно.
-- Иван Дмитриевич, это я, - как ни в чём не бывало, сказала Оксана, словно и не стоял рядом Приймак с кинжалом в напряжённой руке. - Оксана это с пилорамы.
Она говорила торопливо, боясь, что Анохин не откроет ей дверь. А может так бы оно и было к лучшему - вряд ли потом Джиран или Приймак смогли бы упрекнуть её в чём-нибудь. Она стояла и ждала, втайне проклиная себя, что согласилась на этот немудреный гоп-стоп, обычный для Джирана или Бози. Но ей очень были нужны деньги. Больше взять их было просто неоткуда.
-- Оксана? - Анохин с той стороны двери заскрипел засовами. Оксана поняла, что сейчас счетовод последний раз в жизни откроет двери своего дома. Она спиной чувствовала короткое уверенное напряжение Джирана и Приймака, которые замерли, затаившись возле двери, за которой Анохин продолжал возиться с засовами. Теперь всё было уже решено.
- Сейчас, Оксаночка, сейчас.
Джиран был прав - дверь у приискового счетовода была взаправду крепкой, и засовы были надёжными. Ни за что бы не вышибли эти двери, даже и с огромным Джираном, который без натуги, играючи, разрывал колоду карт. Но счетовод повёлся на нехитрый зехер и поспешил открыть дверь на знакомый голос. Оксана сделала шаг назад к ровно сложенным поленьям, к бешено рвущемуся с цепи псу, когда Анохин, наконец, справившись с засовами, открыл двери. Она сделала это совершенно инстинктивно и только потом поняла, что освободила место для рывка Джирану, неистовому в своей ярости.
Дверь, сухо скрипнув несмазанными петлями, постелила яркую полоску света на мокрое от снега крыльцо, и Приймак тотчас толкнул дверь вперёд, сбивая Анохина с ног. Следом в дверной проем, низко пригибаясь, нырнул татарин, на лету подхватив падающего счетовода и одним коротким, сильным ударом кулака в лицо, выбив из него сознание вместе с криком. Всё произошло почти мгновенно - и татарин, и бандеровец оказались доками в своём деле - Приймак, ловко протиснувшийся в двери толчком вбил кинжал по самую рукоять слева в грудь своей жертве. Анохин даже не вскрикнул.
Джиран потащил счетовода внутрь дома, а Оксана стояла у крыльца, растерянно слушая надсадный собачий лай, пока Бозя не втолкнула её внутрь дома. Споткнувшись, она наступила в россыпь кровавых клякс между скомканных постилок на некрашеном полу коридора. В полутёмных сенях как две дохлых рыбы белели босые пятки Анохина, всё ещё дёргавшегося в агонии. Приймак крякнул и неразборчиво выругавшись на своём тарабарском языке, вытащил из груди счетовода кинжал.
-- Сдох падло, - почему-то удивлённо сказал Джиран. Бозя прикрыла прочные, обитые грязным войлоком двери. Пёс во дворе перестал лаять. Татарин пнул сапогом счетовода.
-- Ты гля, на пидора, - он чистое одел. Как знал сука.
-- Справ то, - сморщась сказал Приймак. - Мы його як дытыну и у чистому у доску пустилы .
Непонятно чему, улыбаясь, он вытер свой кинжал о белые, много раз стираные кальсоны Анохина. И тут же быстро встал, поднял "летучую мышь" и рванул двери в горницу. Жадная до барахла Бозя почти сразу бросилась за ним, грубо оттолкнув Оксану, которая, замерев, без всяких эмоций - всё как-то незаметно схлынуло в пустоту вместе с точным ударом Приймака, смотрела на лицо старика, перекошенное от последней смертельной боли. Смерть начиналась и терялась где-то там, в седой щетине, через которую тянулась алая, пузырчатая от слюны, полоска крови. Сени погрузились в ночную темноту.
-- Отошёл, - почему-то вздохнул Джиран. - Ловок Прима, ловок. Где только успел насобачиться?
Татарин пристально посмотрел на Оксану. Взгляд его, неразличимый в темноте коридора, казалось, можно было попробовать на ощупь - тяжело смотрел татарин, недобро. Оксана подошла к Джирану, ожидая, что он сейчас скажет ей что-нибудь. Она без страха посмотрела в его чёрный угольный силуэт. Бояться было нечего - теперь они стали подельниками, одинаково замазавшись кровью.
-- Вадик Мищенко кавалер "Славы" был, - негромко сказал Джиран. - В сорок третьем под Харьковом он меня почти мёртвого из разведки боем вытащил. Всю ночь меня через ничейную землю волок, а его немцы по площадям из ротных миномётов крыли - думали языка тащит. Мы с ним только вдвоём из разведки вернулись - мне "Сабли" за эту разведку дали.... И его через эту блядь - к стенке.
Голос Джирана едва заметно дрогнул. Ни разу не замечала Оксана дрожи в его голосе - плотный, вылитый из одних только мускулов Джиран не мог быть слабым ни в слове, ни в полуслове. Где-то внутри дома громко и по слободски витиевато выругалась матом Бозя, обложив незадачливого Приймака пятистопным ямбом без падежей.