Глава 7
Ефим Глинский умирал очень долго и мучительно от передозировки собственной наркотой. Вид его был весьма удручающим. Если бы я не знал, сколько зла в своей жизни сотворил этот человек — честное слово, я бы даже пожалел его.
Я пристально понаблюдал некоторое время за своими боевиками: они вели себя, как настоящие бойцы. Конечно, было неприятно видеть, как человек перед ними бьётся в агонии, но лица моих людей оставались беспристрастными, потому что каждый из них научился отделять себя, свои душевные переживания от работы. Убивать таких гадов было для них работой.
А вот двое бойцов меня разочаровали.
Один вначале, будто заворожённый, глядел на умирающего хозяина дома, затем отвернулся, словно не в силах был дальше смотреть. Моё ухо уловило, как он шепнул рядом стоящему товарищу: «Жаль мужика. Хоть и мудак был, а всё же человек живой. Эх, жаль, что помочь ему нельзя». Его напарник лишь взглянул на него, как на полоумного, и пожал плечами. Тот, который проявил сострадание, был самым юным в моей боевой группе: лет восемнадцати паренёк. Я прекрасно помнил, что он отлично показал себя при отборе — профессионально стрелял.
Второй боевик откровенно наслаждался зрелищем чужой агонии. Это был здоровяк средних лет, с татуировкой на левой щеке. Помнится, он потрясающе показал себя в рукопашном бою, за что я его и взял в свою команду.
Наблюдал за его мимикой минут пять, и всё это время здоровяк расплывался в эйфорической улыбке, глядя на то, как Глинский корчится от немыслимых страданий на полу.
Я оставил своих бойцов рядом с Ефимом, который вот-вот уже сорвётся в пропасть, и отправился исследовать ещё неизведанные части его громадного дома.
Комнаты были отделаны с небывалой роскошью. Тут и там висели дорогие картины, везде были понатыканы всякие интересные штуки, резные фигурки и прочие образцы искусства, но во всем доме я не нашёл ни одной книги: только газеты и журналы. Да уж, наркоторговец предпочитал проводить время иначе, нежели за чтением высокой литературы. Живопись в доме, как думается мне, висит просто для галочки — мол, тут живёт представитель интеллигентной элиты — а не как проявление любви хозяина к искусству.
Не обнаружив ничего занимательного для себя, я спустился в подвал. Щелкнул выключателем на стене. Тусклый свет залил просторное помещение, набитое коробками. Подошёл, пооткрывал несколько — наркота. Много. На несколько миллионов рублей. Сколько же человек пичкает свою кровь этой дрянью? Сколько смертей на совести Глинского? На моей совести их явно не меньше, но не припомню, чтобы травил невинных детей. Девчонки, которые сейчас спят сном забвения наверху — ещё дети в моих глазах.
Стал открывать одну коробку за другой: наркотики оказались во всех, кроме последней — в ней лежала гора золотых монет и драгоценности. Я стал внимательнее разглядывать последние. Некоторые из них оказались не просто красивыми безделушками, а определённо принадлежащими знатным домам, потому что на украшениях были изображения каких-то гербов. Любопытно, очень любопытно.
Если у Глинского среди горы наркоты лежат драгоценности аристократов — в этом точно кроется какая-то тайна. Сомневаюсь, что знатные господа просто так подарили Ефиму свои фамильные драгоценности. Неужели были его клиентами? Если так, то как же они докатились до такого? Или же просто имели долг перед Глинским? Вполне возможно, что тот шантажировал их. Грязное бельё есть у всякого, если Глинский порылся в чьём-то и нашёл серьёзный компромат, вполне мог угрозами вымогать драгоценности.
Так, ладно, разберусь с этим позже, пока есть проблемы более важные.
Вернувшись наверх, я увидел, что Глинский испустил последний мучительный вздох.
— Оставьте труп здесь. Спускайтесь в подвал, вытащите оттуда коробку с золотом и драгоценностями, загрузите в мою машину. Наркоту в подвале уничтожить — всю. — Отдал я приказания нескольким боевикам, после чего обратился к другим. — А вы выносите из дома всех его прекрасных обитательниц, кроме жены и дочки Глинского, и в грузовик их.
— Спящих? — уточнил один из парней.
— Однозначно дожидаться их пробуждения мы не станем, — мрачно пошутил я.
Мои команды были выполнены в лучшем виде и без промедления. Когда наркота в подвале была уничтожена, а спящие дамы оказались в грузовике, мы покинули дом, который недавно был обителем всякой мерзости.
Полагаю, я сделал хорошее дело, дав возможность жене и дочери Глинского начать жизнь с чистого листа — без развратного наркоторговца она у них однозначно станет счастливее.
Все девушки, которых Ефим силой держал у себя, были благополучно возвращены в родительские дома: оставлены на пороге буквально. Я, конечно, своим лицом нигде не светил, чтобы случайно не быть увиденным кем-то. Один из моих парней относил девушек на руках к их домам. Надеюсь, мерзавец не успел слишком сильно травмировать их, и девушки восстановят душевное здоровье.