Ленинского письма, посланного из Женевы в Екатеринослав, Вилонов не получил.
Его в это время уже гнали этапом через всю Россию. Три года ссылки в Восточной Сибири — таков был приговор особого совещания.
Глава пятая
Казалось, тайге не будет конца. Можно идти сотни верст и не встретить ни одного человека. Уже второй день шагает Михаил по сибирской глухомани. Позади двухмесячный этапный переход, северная зима, заброшенное на край света село Бушуиское, урядник, охраняющий ссыльных… Где-то высоко-высоко над головой жаркое июньское солнце с трудом пробивается сквозь сомкнувшиеся кроны деревьев, а впереди тайга, тайга, тайга Но по-прежнему упрямо, как будто нет позади трудных верст, шагает Михаил.
Внезапно сосны расступились и дорогу преградила водная ширь Енисея. Совсем далеко, почти у самого горизонта, виднелся другой берег. Могучая река вольно несла свои воды, гордясь своей силой и неприступностью. Казалось, она бросала человеку вызов: ну и что же ты теперь будешь делать, ведь дальше-то я тебя не пущу. Михаил долго стоял на берегу, любуясь неистовой силой, смотрел на волны, которые, обгоняя друг друга, спешили куда-то на север. И только потом принял вызов.
Глаза его дерзко засмеялись, он весело сбежал с берега, быстро разделся и. привязав одежду на голову, вошел в воду.
Часа через два, пошатываясь от усталости, он поднялся на другой берег и, бросившись в траву, долго смотрел в бездонное небо, улыбаясь чему-то своему. Отлежавшись, встал, помахал Енисею рукой и снова зашагал по тайге Красноярске его уже ждали товарищи. В «бюро по побегам» ему дали самарскую явку, «очки», связали с бригадой железнодорожных кондукторов, которые гнали на запад порожние составы с японского фронта.
— Это для тебя лучше всякого пассажирского будет-спокойно и быстро.
Так в пустых товарных вагонах (его передавали от бригады к бригаде) он доехал до Урала. И только здесь пересел в пассажирский поезд.
Забравшись на верхнюю полку, с жадностью прислушивался к вагонным разговорам. Полгода он был оторван от этого пестрого русского люда. О чем-то он сейчас думает и говорите.
А в вагоне среди обыденных речей нет-нет да и заговорит кто-нибудь на политическую тему. И уже без опаски откровенно, даже зло. И больше всего о войне.
Вон кто-то вошел с газетой. И к нему сразу же с ехидными вопросами:
— Что нового?
— Где нас бьют? По какому месту?
— Терпение… терпение, сейчас посмотрим.
Читающий бормочет отдельные фразы:
— В море тихо… Неприятеля не видно… Наших прибывает… Адмирал Макаров…
— Позвольте, позвольте. Как это? Ведь Макаров утонул вместе с кораблем?
— Ну вот он и сообщает оттуда.
Общий хохот…
— Да, — раздается другой голос, — каждый день побеждают, а все дальше откатываются. Если подсчитать, сколько тысяч мы этого самого япошку перебили и забрали в плен, то прямо удивительно, откуда у них вояки берутся. Страна-то маленькая, с одну нашу губернию будет. Врут, должно быть, все.
Официальным сообщениям никто не верил. В открытую критиковали бездарных генералов, рассказывали о взяточничестве, казнокрадстве, самодурстве чиновников.
В маленьком домике на Самарской удивительно уютно. Так чувствуешь себя у людей, духовно тебе близких. Гостеприимно пыхтит на столе самовар. Когда хозяин квартиры встает со стула, крохотная комнатка становится еще меньше. Кажется, что она сковывает движения большого грузного тела Арцыбушева, которому хочется простора и свободы. Михаил откровенно любуется им. Крупное породистое лицо, орлиный нос, огромная седая грива волос и пышная борода-красавица. За внешнее сходство и блестящее знание «Капитала» Василия Петровича прозвали самарским Марксом. О нем Михаилу много рассказывали еще красноярские товарищи из «бюро по побегам».
Арцыбушев — дворянин, сын богатого курского помещика. В семнадцать лет он раздал крестьянам доставшееся ему по наследству имение и вступил в народовольческую организацию «Земля и воля». В лаптях, с плотницким инструментом и котомкой за плечами ходил он из деревни в деревню поднимать крестьян на восстание. Говорить умел горячо, убежденно, но восстания, конечно, не поднял. Это, однако, не охладило его пыла. В Орле познакомился с русским якобинцем Петром Заичневским, стал его сторонником. В конце семидесятых годов — Петропавловская крепость, через полтора года — ссылка в Верхоянск. Там, отремонтировав старый баркас, оставленный полярной экспедицией, Арцыбушев с товарищами поплыл по реке к Ледовитому океану, чтобы через Берингов пролив добраться до Аляски. За беглецами послали погоню и вернули обратно.