Михаил не предполагал провала: собрание готовилось с большими предосторожностями. В тюрьме узнали, что выдал собрание Секачев — рабочий Монетки. Его тоже вместе с другими арестовали в лесу и поместили в камеру. Заметив по поведению арестантов, что о его предательстве узнали, он срочно перевелся в тюремную больницу. Михаил решил разделаться с провокатором- Он пробрался в больницу и чуть было не задушил Секачева — помешали надзиратели.
Сразу же после ареста Вилонов готовит побег. Уже тщательно продуман и передан на волю план. Мария на собрании дружины изложила его: в нужное время боевики взрывают тюремную стену. Уже перепилена оконная решетка. Завтра Михаил первый выпрыгнет со второго этажа на плечи часового… и снова будет свободен…
Но заскрипели дверные петли:
— Собирайтесь!..
И повел конвой Вилонова и товарищей по знакомому этапу — в Николаевские роты.
В конце мая 1906 года представитель социал-демократическои фракции огласил на заседании Государственной думы телеграмму:
«Николаевской тюрьме Пермской губернии репрессии политическим. 75 карцеров. Один изувечен. Один покушался самосожжение. Двое смирительных рубашках. Пятьдесят голодают третий день».
А случилось в тюрьме вот что.
С приходом новой партии арестантов кончилась спокойная жизнь тюремщиков. Екатеринбуржцы вели себя так, как будто именно они были хозяевами в тюрьме. Не просят, а спокойно, с достоинством требуют. А при случае умеют постоять за себя так, что поневоле приходится уступать. Настроение «новичков» передалось и старым арестантам — тоже стали дерзко смотреть. Что-то небывалое стало твориться в Николаевских ротах. И это в то время, когда тюремщики оправились, наконец, от испуга. Гайки закручивают до отказа. В апреле появились новые правила содержания политических заключенных. Недавно тюремный инспектор объяснил их. Дал прямо понять мягкотелым и сердобольным сейчас в тюрьме не место. Начальниками тюрем и надзирателями могут быть только члены «Союза русского народа». Вот теперь вроде и власть есть, а порядка все-таки нет. Так, как говорил инспектор, не получается.
11 мая 1906 года (не прошло и месяца после прибытия екатеринбуржцев) начальник тюрьмы пишет в Пермь:
«Его Высокородию господину пермскому тюремному инспектору
РАПОРТ.
Имею честь просить Ваше Высокородие, не найдете ли возможность перевести из исправительного отделения в другие места заключения политических заключенных: Никифора Вилонова, Федора Сыромолотова, Николая Дербышева, Василия Бахарева, Александра Безолуйких. К этому меня вынудило невозможно плохое поведение упомянутых лиц, старающихся совершенно нарушить дисциплину и тюремный порядок. Они подговаривают всех политических заключенных к- неповиновению и слывут главарями между ними…
Начальник Николаевского исправительного отделения. 11 мая 1906 г.»
Однако Николаевские роты считались самой надежной тюрьмой в Пермской губернии, и поэтому инспектор наложил резолюцию:
«Думаю, что с ними всего удобнее справиться именно в Николаевском отделении, где имеются все к тому средства…»
Вилонов не случайно стоял в списке непокорных первым. Именно он был душой бунта, вернее, настоящей воины против тюремщиков. Он вел ее упорно и целеустремленно, используя всякую, даже небольшую возможность.
Михаил понимал, что сила тюремщиков не только в каменных стенах, законах и инструкциях, айв слабости заключенных. А главная слабость последних — в разобщенности. Если рвутся нити, соединяющие человека с его единомышленниками, он слабеет, вянет его воля, бодрость и напористость сменяется апатией, покорностью, тоской.
Когда же человек вместе с другими, он заражается их силой, и группа единомышленников не просто арифметическая сумма, а гораздо больше. Если человек не одинок он, как правило, интенсивнее мыслит и чувствует он может сильнее сопротивляться, у него появляется прибавочная энергия, возникает максимальная воля к жизни к свободе. Поэтому главное, чего добивался Михаил и здесь, в тюрьме, — возможность общаться друг с другом и не просто для разговоров, а для серьезных занятий. Это было нужно и для него, и, может быть, в большей степени для остальных арестантов.
Делалось это обычно так. В одно и то же время арестанты нескольких камер просились в клозет, а оттуда возвращались не к себе, а обычно в шестую камеру (она была самая большая), где и проходили занятия.
Утром 25 мая Вилонов, как всегда, «увлек» (по выражению тюремного инспектора) своих товарищей на занятия. Попытки надзирателей разогнать арестантов успеха не имели. Тогда в камере появился сам начальник тюрьмы Хлепетин, длинный и сухой, как инструкция, и деревянным голосом приказал разойтись. Михаил, глядя в его бесцветные глаза, ответил, что они разойдутся как только кончат занятия. Хлепетин несколько секунд неподвижно постоял, затем повернулся и вышел из камеры. Через час разошлись и арестанты, договорившись продолжить занятия после обеда. Но… после обеда для посещения клозета открылись двери только одной камеры. Арестантов из другой камеры выпустили, когда захлопнулись двери первой. На все требования заключенных надзиратели отвечали, что таков приказ начальника тюрьмы.