— Вы обвиняетесь в том, что принимали участие в сообществе, организованном в городе Екатеринбурге в целях ниспровержения существующего общественного строя, а также в том, что распространяли путем печатания на типографском станке сочинения, имеющие целью возбудить среди рабочих, населения и воинских чинов неуважение к верховной власти и стремление к ее ниспровержению. Что вы можете сказать по поводу этого обвинения?
— Только то, что вы зря теряете время, ротмистр.
Но Подгоричани хочет выиграть эту психологическую битву. Поначалу почти все арестованные упрямятся. Нужно сломить их внутреннее сопротивление. Но сделать это надо умело. Грубостью многого не добьешься: она часто только усиливает упрямство. Лучше разговорить человека, снять с него заторможенность, враждебное отношение. Если систематически повторять одно и то же, Можно убедить человека в чем угодно.
Это была хорошо отрепетированная речь, где продуманы каждая интонация, каждый жест. О сложности жизни, о бессмысленности попыток переделать мир, об увлечениях молодости, об иллюзиях, от которых нужно вовремя избавиться…
— Я — жандарм, но я во многом понимаю вас, революционеров, хотя это может показаться странным. Я тоже вижу, что не все у нас в России устроено так, как этого бы, хотелось. Понимают это и в правительстве и готовят сейчас широкие реформы. Но революционеры своими неразумными действиями могут все испортить…
Я чувствую, вы умный человек и можете смотреть на вещи реально. И вы могли бы и помочь усовершенствованию России, и спасти свое будущее. В моих силах не дать. вашему делу дальнейшего хода… Но для этого вы должны оказать нам некоторые услуги. Нет, не подумайте, что я склоняю вас к предательству. Дело вовсе не в этом. Правительство, готовя реформы, хочет мира со всеми, в том; числе и с революционерами. Но оно должно знать намерения революционных организаций, настроение революционеров. Никаких имен, адресов. Подумайте об этом…
Подгоричани повернулся к арестованному, наткнулся на его взгляд и замолк на полуслове: так смотрят на нечаянно раздавленную гадость.
Граф отдернул глаза, нажал на кнопку звонка и, когда в дверях появился жандарм, не глядя на арестованного, сказал:
— Уведите.
Оставшись один, Подгоричани долго ходил по кабинету, а затем принялся дописывать протокол допроса.
«1905 года 31 января в городе Екатеринбурге я, отдельного корпуса жандармов ротмистр Подгоричани, допрашивал нижепоименованного в качестве обвиняемого, который показал: «Зовут меня Борис Антонович Чистяков».
О своих летах, месте прописки, звании, местожительстве здесь в городе Екатеринбурге и вообще, а равно по другим пунктам, означенным в настоящем протоколе, Чистяков отказался объяснить что-либо. На предъявленные ему обвинения Чистяков заявил, что он ничего не желает отвечать по этому поводу…
Подписать настоящий протокол назвавшийся Чистяковым также отказался и не объяснил причины».
Следствие по делу Уральского комитета РСДРП затянулось. Экспертиза установила, что паспорта, которые предъявили арестованные (за исключением С. А. Черепанова), были фальшивыми. Продолжать следствие, не выяснив личность каждого из арестованных, было нельзя. Между тем, екатеринбургским делом заинтересовался департамент полиции и запросил фотографические карточки арестованных.
20 февраля Подгоричани вынужден был ответить в Петербург:
«Карточек пяти нелегальных, задержанных в Екатеринбурге, нет, сниматься отказались… Надо ли сообщать наружный вид?»
Подгоричани вызывал арестантов к себе, приезжал в тюрьму сам, убеждал, уговаривал, угрожал. Комитетчики только посмеивались.
А между тем…
«Протокол 1905 года марта 26 помощник начальника Екатеринбургской тюрьмы Конюхов составил настоящий протокол о нижеследующем.
Сего числа старший надзиратель Завиралов заметил в нижнем этаже в карцере, двери которого были открыты для дезинфекции, спрятавшегося арестанта Кулькова, которого и вывел в коридор. В последнем находился я, Конюхов. И так как карцер расположен против одиночек с политическими арестантами и последними могло быть что-нибудь передано или наоборот, то я, Конюхов, совместно со старшим надзирателем Завираловым обыскал Кулькова, у которого оказались спрятанными в борту бушлата две стальные пилки для резки металла, ввиду чего мною немедленно приступлено было к обыску в камерах политических арестантов…
При тщательном обыске Чистякова у него найдено: в кармане новый перочинный нож, в рубашке зашитые деньги 9 руб. И в брюках 4 р. 90 коп., а в сапогах между подклейками голенищ паспортная книжка на имя коллежского асессора Сергея Афанасьевича Домрачева, у Белевского же в кармане визитки письмо в конверте без адреса, а в пальто оказался зашит паспорт… на имя мещанину Павла Андреевича Соколовского.