Я всё ещё люблю его? Речь определённо о Штормове, но это бред. Я его ненавижу за то, что он сказал мне во время нашей последней встречи. Он оттолкнул меня и смешал с дерьмом. Он ясно дал понять, что я ничего не значу в его жизни, и я понятия не имею, где Егор и что с ним происходило все эти годы. Скорее всего, он всё ещё прикован к инвалидной коляске и продолжает проклинать меня за то, во что я его превратила.
Моё место в прошлом. Я бежала от него всё это время, и я давно смирилась с тем, что было и что случилось со мной.
Про звёзды вообще бред, я понятия не имею, к чему аноним написал про них.
Беги. Ну, допустим, я сбежала от тётки и вернулась обратно. Это считается?
Сколько раундов у меня на жизнь? Звучит как угроза.
Настало время встречи. С кем, чёрт возьми?
И последнее. Конечный пункт определяешь не ты. Какова вероятность, что речь идёт про клуб, где проходят бои без правил? Это совпадение? Что, если речь идёт о встрече в конечном пункте? Может быть, аноним таким способом приглашает меня встретиться с ним? Но к чему все эти загадки? Я ведь могу вообще забить и не читать письма.
Настало время встречи. Нет. Это, кончено, бред, но…
— Скажи адрес клуба, — почти приказываю я.
Лена неохотно возится на своей кровати, а затем диктует мне адрес. Что ж, настало время проверить мою теорию. Если я действительно права и если… если аноним и есть тот, о ком я думаю…
Наведавшись в клуб «Конечный пункт», я увижу его. Увижу Егора Штормова.
Suuns — Red Song
Матвей.
Свет мигает и превращается в один сплошной поток, голова идёт кругом, и кажется, словно все мои внутренности выворачивают наизнанку. Я не знаю, где я. Не знаю, кто я.
Кем я был и кем я стал за последние годы беспрерывного глотания таблеток, надеясь, что головная боль когда-нибудь отпустит меня и перестанет разрывать на куски. Я тонул, падал, катился, рассыпался, превращаясь в пыль. Земля трескалась у меня под ногами, и ад засасывал моё тело в жерло уничтожающего вулкана.
Единственное, что оставалось у меня, — воспоминания. Я думал о том, каким я был до того, как монтировка проломила мне череп. О чём я тогда думал? Чего хотел?
Армия была для меня единственным выходом. Я планировал закончить школу и сразу же пойти служить, а после, возможно, отправиться куда-нибудь по контракту. Может быть, даже на флот. Главное, чтобы не возвращаться в этот город, к этим людям, к матери, которая потакает своему мужу, к отцу, избивающему свою жену. Я не мог выносить этого, я их ненавидел. Мне было тесно в этом городе, я задыхался.
А теперь я застрял здесь, не имея ни малейшего шанса на спасение, потому что какой-то придурок проломил меня голову монтировкой. Черепно-мозговая травма, приносящая в мою жизнь одну лишь боль. К армии я больше не пригоден. Даже со связями отца меня просто не пропустит медкомиссия, потому что я чёртов инвалид.
Единственное, что я могу, пить таблетки. Если я перестану их принимать, боль меня просто уничтожит.
Но одна проблема, то, что выписывает мне врач, больше не помогает. За три года у меня выработался иммунитет, организм привык к этой дряни и не желает принимать её. Бесплатные лекарства, которые дают мне в больнице в качестве программы благотворительного фонда, бесполезны.
Вместо одной в день я начал пить по три за раз. А вскоре обезболивающее мне заменили транквилизаторы. От них не только голова проходит, но и сознание приглушается. Тревожности, страхи, всё это сгорает за секунду. Я словно под водой. Я будто совершенно другой человек.
— Матвей, ты меня хоть слушаешь?
Я вырываюсь из свои мыслей и отрываю взгляд от проносящихся за окном машины Егора домов. Парень толкает меня в плечо, наверное, думая, что я задремал. Его голос приглушённый, словно в моих ушах вата.
— Да, — прокашливаюсь я.
— Я говорю, что завтра у меня спарринг. Могу тебя отвести к Шершню, поговоришь на счёт работы, — Шторм тормозит на светофоре, и я неохотно морщусь.
Работа… Да. Пособия мне уже не хватает, на таблетки нужно много денег. Я собираюсь с мыслями и потираю переносицу. Хочется спать, но в то же время в глазах словно стоят спички.
— Ага, — бросаю я. — Конечно.
— В восемь вечера заеду за тобой, — парень снова давит на газ, и я откидываюсь на спинку сидения.
— Ага, — без эмоционально бормочу. Всё что угодно, лишь бы он отстал со своей работой. — И кем меня возьмут? Туалеты мыть?
Егор смеётся, перестраиваясь в другой ряд, затем давит на газ.
— А ты разве способен на что-то большее?
Я смотрю на парня и криво улыбаюсь. Скольжу языком по губам, и друг замечает это.
— Вот шуточки про минеты здесь как раз в тему, — Штормов фыркает. — Но работать ты будешь не на меня. И у Шершня уж точно нет члена.
Я коротко смеюсь.
— Я знаю, — отмахиваюсь я, скучающе бросая взгляд на соседнюю машину, которая едет практически наравне с нами. — К тому же на твоё добро я посягать не буду.
Егор ничего не отвечает. Он переключает песню, доносящуюся из динамиков, и сворачивает на перекрёстке, пока светофор не загорается красным. Знать бы ещё, куда мы едем. Я совсем выпал из реальности, пока витал в облаках. Надеюсь, это не очередное сборище гопников, которое нам надо разогнать. Это лишь дополнительная головная боль…