Депутат, действительно, в украшении своего жилища как-то особенно налегал на портреты себя — фотографические, графические, живописные, скульптурные, они были развешаны, расставлены и разложены повсюду, отовсюду глядело его хитрое, воровато-доброе хомячье лицо с бараньими глазками. Фреза, когда ел или ложился спать, отворачивал портреты к стенам, но назавтра реквизированная вместе с домом домработница Леся возвращала лики хозяина в правильное положение.
— Не надо на портреты. Пойдем завтра в кино, — предложил командарм.
— Почему не сегодня?
— Потому…
— Потому что сегодня я приготовила моему милому борщ, это лучше любого кино… Пошли в столовую.
Фреза борщ ненавидел и по идеологическим соображениям, и так. Но, чтобы не огорчать Наду, съел полную тарелку до дна, на котором проступила из-под борща выписанная гжелевской краской на фарфоре депутатская рожа с вензелями.
Нада не знала не только о его предпочтениях в еде. Командарм вообще ничего ей о себе не рассказывал, потому что его личные данные были засекречены, а также от неловкости, которую испытывал от этих неуместно посреди войны ласковых отношений.
Недель пять примерно назад Фреза нагрянул с проверкой в отдельную штурмовую роту четвертого пехотного батальона, которая по обыкновению бродяжничала, перехватив ее на марше, на полпути между Зугрэсом и Коксоградом. Минус нехотя и не сразу остановил свою колонну, потом долго и как будто делая командарму одолжение строил подразделение в бетонном кармане трассы.
Наконец рота встала в три расплывчатых шеренги, а чуть в стороне, возле придорожного шашлычного ларька, столпились попутные бабы, всегда таскаемые Минусом за собой.
Минус отрапортовал, нарочито надкусывая и зажевывая слова, так что невозможно было расслышать, куда и зачем движется рота.
Командарм пошел вдоль строя, пахнущего потом и пивом. С ним был Сим, который уже успел проверить ротные машины.
— В грузовике номер 95-95 ЕЕ оборудовано передвижное казино… рулетка, покер, товарищ командарм, — монотонно стучал он Фрезе. — В данном грузовике обнаружены также сержант Карапуз в виде крупье, обыгранные им вчистую три местных жителя и двести тысяч рублей наличными. Жители и Карапуз пьяны, на все вопросы отвечают песнями народов Украины…
Фреза остановился и посмотрел на Сима и Минуса. Помолчал тяжелым, доходчивым, не допускающим возражений молчанием.
— Понял, товарищ командарм! — понял Серп-И-Молот. — Разрешите выполнять?
Командарм кивнул, Сим побежал к грузовику, туда же устремились его особисты, догадавшиеся по бегу начальника, что нужно делать.
— Слышь, Фреза, — на этот раз четко произнес Минус, — скажи им, чтобы Карапуза не били. И грузовик не отнимай…
Фреза не ответил. Особисты вытащили из машины сначала местных и пинками отогнали их с дороги в заросли полыни. Затем выволокли Карапуза с уже разбитым в кровь лицом.
Фреза не смотрел в сторону казино, он пристально вглядывался в шеренги, чувствуя, как они подтянулись и завибрировали. Минус уставился в асфальт.
Крупье оттолкнул было одного из бивших, тот отскочил на шаг, вскинул «Калаш» и выстрелил Карапузу в ногу. Карапуз взвизгнул и свалился. Грузовик 95-95 ЕЕ облили бензином и подожгли.
— Они чё по своим стреляют?! — заорал Минус, обращаясь не к Фрезе, а к своим бойцам.
Их ряды от напряжения уже готовы были лопнуть, как струны, и хлестнуть по обидчикам, но тут послышался спокойный и громкий голос командарма:
— Так в ногу же…
Шеренги мгновенно ослабли, солдаты в них как бы провисли, обезволенные, загипнотизированные справедливой речью. Стрельба по ногам считалась по обычаю делом житейским, принятым между своими риторическим приемом, аргументом в споре, способом убеждения. В ней не находили ничего летального, злодейского или тем более предательского.
Фреза двинулся дальше, мимо роты к ларьку. Минус, как положено командиру проверяемой части, не отставал, униженный, с оранжево-огненным от гнева лицом топал рядом.
Они приблизились к немного напуганным женщинам. Тут были совсем юные, прогуливающие, кажется, физру и геометрию и не вполне понимающие, куда попали. Были молодые, сравнительно недавно изучившие нехитрое устройство мужского тела и при виде любого мужика желавшие немедленно его включить, завести и попробовать, как он функционирует. Были видавшие виды, постарше, пороскошнее, одетые по свежей мариупольской моде, хоть и слегка грязновато. Были которые по любви, были которые за деньги, были которые сами не знали почему. Были личные, жившие с кем-то одним из бойцов, были общие, были ничьи. Жирных не было. Таких Минус не брал, говорил всем, что надо экономить ресурсы, а жирные много едят и на их перевозку больше уходит бензина и солярки, но говорил для отвода глаз, на самом деле просто считал их некрасивыми.