— Виноват, товарищ командарм. Виноват, это не то, это смета на ремонт пресс-волла. Ради бога, простите!
Он выхватил другой листок у другой девушки, взглянул на него мельком:
— Вот, вот текст вашего выступления!
Фреза взял бумагу и уселся за стол перед видеокамерой.
— Пока не снимай, — бросил он оператору и принялся вычитывать и править. Было видно, что недоволен, черкал и перечеркивал, читал и перечитывал, опять черкал. Бурелом, глядя, как терзают и уничтожают его произведение, в панике думал: «Он меня расстреляет когда-нибудь, точно расстреляет, не сегодня бы только». Сегодня вечером должны были выдавать персональный рацион питания, и Танцор с утра изнемогал и изнывал в предвкушении галет и особенно почему-то полюбившейся ему здесь говядины с горошком. Он от страха думать о смерти думал непрерывно о еде. Сам не ожидал, что его крупная, как ему казалось, личность, его щедро одаренная, пышная душа упростится и ужмется в суровых условиях до чистого скотства. И не победы он хотел, не крови жаждал и уже не славы даже, а поесть. В любом войске вообще всегда и во все времена более-менее голодно, то от неважного снабжения, то от хронического стресса. И всегда есть в его рядах особи, экстремально одержимые кормом, приблудные шелудивые псы войны, которым на войне вроде совсем не место, но которые непременно на всякой войне отчего-то заводятся в небольшом, но постоянном количестве, только и размышляющие сутками напролет, даже в атаку поднимаясь или прячась от обстрела, — а чего бы такого еще скушать.
— Ну, давай, приступим, заводи свою шарманку, — скомандовал Фреза. Девушка в камуфляже обмахнула его лицо напудренной мягкой кисточкой, отчего командарм стал несколько похож на терракотового истукана. Оператор «завел свою шарманку». Бурелом, уставившись на командира толстыми глазами, немного успокоился и продолжил размышления о рационе. Фреза, покосившись на него не без злобы, предположил: «Ну вот ведь не о деле думает, м…к недовоенный, и не о бабах даже, а, небось, о какой-нибудь говядине с горошком, наберут в армию всякую шваль, и воюй тут ими как хочешь, эх, пропала страна». И был прав, и зачитал речь.
Каждый год командарм записывал обращение к новобранцам. Мотивирующее видео с его выступлением пересылали в тренировочный лагерь, куда свозили перед отправкой на фронт прошедших предварительный отбор добровольцев. Тех, кто уже подписал контракт, обменяв имя на позывной и жизнь на смерть. Добровольцев, впрочем, не хватало, поэтому скауты добавляли принужденных, которых загоняли компроматом или кому меняли тюремный срок на фронтовой, а если и таких не хватало, то приманивали психически хворых — как безобидных дурачков, так и опасных маньяков. В основном же сюда шли за деньги, хотя случались и романтики, и патриоты, да и просто веселые люди, пришедшие воевать не по злобе, не по нужде, а по беспечности.
Тренинг был очень жесткий, так что дней через десять почти все прибывшие впадали в уныние, некоторые просились домой, иные пытались бежать, или наложить на себя руки, или убить офицеров. Но по контракту, как говорил начальник лагеря с позывным Гестапыч, обратной перемотки не полагалось, путь был только в одну сторону, туда, где дымила и пыхтела, сжимая человека стальными челюстями, и поднося его к огню, как сигарету, и выплевывая, высосав дотла, как скрюченный окурок, очередная неказистая немировая война. Поэтому в такой тяжелый момент новобранцев взбадривали выступлениями героев и чемпионов, чей пример должен был вдохновить молодых и доказать, что не все на войне помирают и калечатся, а напротив, многим она на пользу, приносит и богатство, и титулы, и почет.
Фреза был таким героем. Его не раз приглашали выступить непосредственно в лагере, но он уклонялся, отделываясь видеообращениями. В них он довольно сухо и кратко призывал чтить память об отцах-основателях смешанных боевых искусств Брюсе Ли, Рике Блюме, Дэйне Уайте, соблюдать правила, брать пример с легендарных бойцов MMA, быть достойными старейшего и до сих пор лучшего военно-спортивного промоушена UFC.
Конечно, командарм мог бы сказать значительно больше и интереснее. Ведь он искренне любил ММА, с огромным уважением относился к миссии UFC, в котором работал. Восхищался невероятным взлетом родной фирмы, начинавшейся лет около ста назад как развлекательное спортивное шоу, а теперь ставшей влиятельнейшей политической и в некотором смысле религиозной организацией.