— Плаваю.
— То есть вы… дружили?
— Я скорее назвал бы это отношениями ученика и учителя. Я во многом видел в нем себя, в глубине его нераскрытого потенциала.
Повисло неловкое мгновение молчания, пока Винтер с Чеймберсом оглядывали совокупность глубин нераскрытого потециала Роберта Дугласа Придурка Коутса.
— Вы живете с матерью? — спросил Чеймберс, заслужив этим недовольный взгляд от Винтера за то, что надавил на его подозреваемого.
— Уже нет, — ответил Коутс. — Она переехала в дом престарелых месяц назад.
— Можно спросить, что случилось с вашей ногой? — поинтересовался Винтер, снова завладевая разговором. Коутс не выказывал признаков, что он вообще услышал вопрос, пока Винтер не повторил: — Мистер Коутс, можно спрос…
— Я порезался… о стекло.
Винтер с Чеймберсом невольно подались вперед, повторяя беспокойную позу Коутса.
— И где это случилось? — подтолкнул его Винтер.
— В развлекательном центре. В душевой.
Двое детективов переглянулись в предвкушении, Винтер пытался вспомнить, в какой карман он положил наручники.
— Уверен, это представляет мало значения для полиции, — продолжил Коутс, — но было похоже, что кто-то раздавил шприц на полу. Я распорол о него ступню. Было очень больно. Затем я смахнул все осколки в ближайший слив, чтобы никто другой не порезался. Само собой разумеется, я не возвращался с тех пор.
Они оба немного расслабились, обезоруженные очень правдоподобным объяснением.
— Вы читаете лекции в Биркбек-колледже? — спросил Винтер, меняя тему.
— Верно.
— История искусств?
— Если говорить в общем.
— Значит, вы наверняка много знаете о… скульптурах?
Коутс ничего не выдал, а Винтер продолжил, пока оба детектива внимательно наблюдали за подозреваемым:
— «Мыслитель» Родена? «Пьета» Микеланджело?
— Конечно. Это две из самых известных и возвеличиваемых работ, созданных за всю историю.
— И как эксперт…
— История искусств это очень обширный предмет, — перебил его Коутс.
— В таком случае по сравнению с нами, — поправился Винтер, а Коутс кивнул, одобряя его логику. — Вы знаете, какая может быть связь между этими произведениями искусства?
— Связь?
Коутс выглядел растерянным:
— Я думал, мы будем говорить об убийстве Альфонса…
— Просветите меня.
Лектор, казалось, завис на несколько секунд, задумчиво покусывая ноготь, затем не спеша начал:
— Насколько мне известно, «Мыслитель» изначально был лишь частью намного более амбициозного произведения под названием «Врата Ада»… — Немного обескураженный, Винтер сделал пометку в блокноте. — Многие считают, что на ней изображен Данте, но есть и те, кто подозревает, что это сам Роден. Между тем «Пьета» отображает Марию, держащую на руках своего сына, — вслух раздумывал он. — Один жил в Париже, другой — в Риме. Они были созданы с перерывом в столетия. Одна бронзовая, другая — мраморная… Если честно, я не могу представить ни единого аспекта, который бы их объединял.
— Нам нужен будет образец вашей крови, — выпалил Чеймберс, застав врасплох и Коутса, и Винтера.
— Моей… крови?
— Чтобы исключить вас из расследования.
— Конечно. Я поспособствую, как только смогу.
— Мы это ценим. Можно воспользоваться уборной?
Коутс снова ответил не сразу, как будто исчезая у себя в голове, чтобы просчитать ответ.
— Наверху. Первая дверь слева. Вам придется извинить меня за беспорядок.
Чеймберс кивнул и встал, оставляя Винтера заканчивать. По пути он заглянул на ветхую кухню, не заметил ничего необычного и поднялся по лестнице на пролет, где ковер был устлан собачьей шерстью разных цветов. Он подозревал, что весь дом обычно выглядел так же и только нижний этаж был наспех подготовлен к их визиту. К его разочарованию, обе двери в спальни были закрыты, и он не рискнул попробовать их открыть, так как весь дом скрипел и стонал, докладывая своему владельцу о каждом движении в нем.
Войдя в ванную, он запер дверь и поспешил прямо к шкафчику с медикаментами. Там обнаружился впечатляющий ассортимент таблеток, большинство выписанных миссис М. Коутс, но ничего важного. Расстроенный, он оглядел скудно обставленную комнату, выискивая еще какие-то детали, приоткрывающие жизнь этого странного человека. За неимением идей получше он залез в ванну, чтобы добраться до покрытого изморозью окна, c силой открывая проржавевшую защелку, чтобы выглянуть на задний двор. В сравнении с ухоженным гном-фестом спереди задняя часть владения была тем еще зрелищем — запущенная и дикая, если не считать участок перекопанной земли в дальнем конце.