Выбрать главу

Первые образцы огнестрельного оружия были несовершенны, и холодное оружие не сдавало своих позиций. Лук, и в особенности английский лук, был в те времена богом войны. Скорострельность первых ружей — девять-десять выстрелов в час, а хороший лучник из Уэльса мог выпустить за минуту двадцать стрел! Не каждый англичанин стрелял, как Робин Гуд, но обращались они со своим оружием достаточно умело: ведь по британским законам каждый свободный житель был обязан иметь лук и по меньшей мере сорок стрел к нему. Вот почему 20 тысяч англичан (среди которых было 11 тысяч лучников) победили при Креси втрое большее число французов.

Сражение при Креси было, как известно, первой крупной битвой Столетней войны. Когда эта война кончалась, то уже не луки, а пушки стали решать исход боев, особенно при осаде замков и крепостей.

Появление пороха и огнестрельного оружия наложило глубокий отпечаток на дальнейший ход исторических событий. Оно означало конец рыцарства, конец средневековья, конец безраздельного военного господства феодалов. Эту мысль с предельной ясностью выразил Энгельс в «Анти-Дюринге»:

«Введение огнестрельного оружия повлияло революционизирующим образом не только на само ведение войны, но и на политические отношения господства и порабощения. Чтобы иметь порох и огнестрельное оружие, нужны были промышленность н деньги, а тем и другим владели горожане. Огнестрельное оружие было поэтому с самого начала направленным против феодального дворянства, оружием городов и возвышающейся монархии, которая опиралась на города. Неприступные до тех пор каменные стены рыцарских замков не устояли перед пушками горожан; пули бюргерских ружей пробивали рыцарские панцири. Вместе с закованной в броню дворянской кавалерией рухнуло также господство дворянства...»

Вот почему нехитрая смесь серы, угля и селитры была поставлена Марксом в один ряд с двумя другими «великими открытиями ремесленного периода» — компасом и книгопечатанием.

Любопытно, что политическое, революционное значение появления пороха и его связь с другими великими открытиями средневековья (особенно с изобретением книгопечатания) еще раньше были интуитивно поняты Пушкиным. Сходство идей гениального художника и великих мыслителей воистину поразительно. В плане своей незаконченной пьесы «Сцены из рыцарских времен» поэт записывает буквально следующее:

«Бертольд в тюрьме занимается алхимией — он изобретает порох.— Восстание крестьян, возбужденных молодым поэтом.— Осада замка. Бертольд взрывает его. Рыцарь — олицетворенная посредственность — убит пулей. Пьеса кончается размышлениями... (изобретение книгопечатания — своего рода артиллерии)».

По библейскому преданию, против вооруженного до зубов и закованного в броню великана Голиафа вышел когда-то сражаться молодой пастух Давид, не имевший в руках ничего, кроме пращи. Давид ловко метнул камень прямо в голову гиганта и поразил его насмерть. Огромный меч оказался беспомощным перед маленькой пращой.

С изобретением пороха красивая легенда стала реальностью. Огнестрельная праща легко побеждала меч. А ведь меч в те времена был не только оружием, он был еще символом — символом высокого положения в обществе. Люди «низших» классов не имели права носить его. С появлением же пороха меч перестал быть главным орудием устрашения. Томас Карлейль, известный английский историк, заметил по этому поводу: «Порох сделал людьми высокого звания всех». Добротный доспех, стоивший тогда столько же, сколько целая деревня со всеми ее жителями, мог быть теперь легко продырявлен пулей какого-нибудь пастуха. Не приходится удивляться, что рыцари и духовенство отнеслись к появлению нового оружия крайне враждебно. На гравюрах того времени Бертольд Шварц неизменно изображался в компании дьявола, водящего из-за спины его рукой и наущающего его своим адским ухищрениям. Эти настроения прекрасно выразил великий итальянский поэт Ариосто в своем «Неистовом Роланде». По Ариосто, огнестрельное оружие было изобретено сначала злым духом. Роланд отнял его у духа и забросил в морскую пучину, чтобы никто не мог им воспользоваться. Однако это не помогло.

Орудье ада из воды, где было

На сотню футов скрыто много лет,