— Мои родители и сейчас в деревне живут, — просто сказала Ольга.
— Вот хорошо! Будем вместе ездить…
Тут он посмотрел на Ольгу, как бы спрашивая, можно ли говорить об этом. Но Ольга или не заметила его взгляда, или сделала вид, что не заметила. Она в это время повернулась в сторону ложбинки с соснами, пригляделась и…
— Покатились? — говорит.
— Как? — не понял Никита.
— А вот так!
Она передала ему свою сумочку, легла на землю, зажала коленями подол платья, сложила на груди руки и, смеясь, покатилась вниз по сухому, усыпанному желтой хвоей склону. Никита побежал рядом, чтобы в любой момент прийти на помощь, если это потребуется. А внизу и сам бухнулся с ней на землю. Они обнялись и так посидели на хвойном ковре, часто дыша и счастливо чему-то улыбаясь. У Ольги высоко подтянулось платье, и Никита отчаянно осмелев, приник лицом к ее голым коленям.
Ольга резко одернула платье и глянула на Никиту с недоумением, будто не узнавая его или не понимая, что с ним.
— Ишь какой! — проговорила она почти шепотом.
— Да нет, ты не думай! — начал оправдываться Никита. — Мне просто… мне очень хорошо с тобой стало. Ты такая…
— Ведь ты почти не знаешь меня, — сказала Ольга.
— Я не знаю? Да я люблю тебя! Ты — моя судьба. Ты — моя главная в жизни.
— Никита, милый…
— Что? — сразу же остановился и насторожился Никита.
— Как же ты так быстро? Ты можешь ошибиться…
— Нет! — остановил ее Никита. — Я не могу ошибиться. Я никого не любил раньше и поэтому не могу ошибиться. Мне только надо знать…
— Я же с тобой, — поняла его Ольга. — С одним тобой, — повторила она.
И тут пошел дождь.
Они быстро вскочили с земли, начали изумленно оглядываться. Но спрятаться было негде. Елок вблизи не виделось, а молодые тощие сосенки укрытия не давали. Никита мог только снять свою фланелевую черную курточку и набросить ее Ольге на плечи. Сам он остался в безрукавке, довольный тем, что будет мокнуть «ради Оли». Ольга, правда, стала настаивать, чтобы они оба укрылись курткой, но дождь пошел настолько сильный, что скоро все это потеряло смысл.
— Ну ладно, — сказала тогда Ольга. — Пусть он идет сам по себе, а мы сами по себе.
Они пошли дальше, не прячась, не ежась, не торопясь, и пришли на базу промокшими до нитки.
— У тебя хоть печка-то есть? — спросила Ольга.
— А как же! Первый сорт.
На крыльце базы Ольга стала отжимать платье, а Никита побежал в дальний конец коридора, где усердно строгал и пилил его напарник, набрал там свежих стружек и щепок, растопил в комнате, уже слегка обжитой, печку. Стружки вспыхнули весело, огонь разгорелся быстро и бойко; Ольга села перед топкой сушиться — тоже веселая.
— Вообще-то ты можешь обсушиться как следует, — сказал ей Никита, тревожась, как бы она не простудилась. — Закройся тут на крючок и сиди себе. А я пока пойду поработаю там и согреюсь не хуже, чем от печки.
Ольга, кажется, соглашалась.
— Ну, так я пошел!
— А ты не пожалел бы для меня сухую рубашку? — попросила тогда Ольга.
— Вот чухна́ недогадливый! — хлопнул Никита себя по голове. — Конечно, пожалуйста!
Он выдвинул из-под койки чемодан, достал из него чистую безрукавку, шитую матерью без лишней экономии.
— Вот она какая! Настоящее платье получится.
— И правда! — обрадовалась Ольга.
— Я тебе вот так постучу, — сказал Никита, подойдя к двери, и показал, как будет стучать: два раза подряд и один — после паузы.
— Хорошо.
Он пошел к своему верстаку и начал строгать рубанком широкий ясеневый подоконник, подготовленный еще с вечера. Быстро согрелся. Потом обработал подоконник фуганком. И начал приглядывать новую работу.
— Да иди, иди, чего ты маешься! — как бы подтолкнул его напарник. — Без тебя справлюсь.
Никита бросил работу и вернулся в комнату, постучавшись в дверь условным стуком заговорщиков.
Красное платье висело на самодельных Никитиных плечиках перед печкой, а Ольга ходила по комнате в его безрукавке, которая выглядела на ней, как очень коротенькое платьице. Никита даже задохнулся немного, когда увидел ее в таком одеянии.
— Ты не смотри на меня, — предупредительно попросила Ольга.
— Я постараюсь, — пообещал Никита. — Хотя, конечно, тут маловато места, чтоб не смотреть… А потом я еще покормить тебя должен, — вспомнил он. — Ты хочешь есть?
— Я и сама кое-что прихватила, — сказала Ольга.