— Дал бы ты мне полешечко на растопку, а?
— Пожалуйста, возьмите, — не мог отказать Никита.
— Вот это можно? — выбрала женщина самое тоненькое поленце.
— Да вы еще одно возьмите, — разрешил Никита.
Женщина недоверчиво посмотрела на него и взяла полено потолще.
— Есть еще добрые люди, господи! — говорила она уходя.
А Никита уже готов был и третье поленце предложить ей, да не успел.
Когда он вернулся с охапкой колотых дров в чулан, его позвала Ольга:
— Больше я тебе не позволю работать, пойдем ужинать.
В комнате она дала ему умыться над тазиком, — водопровод уже не работал и воду брали в домовой котельной. Затем они вместе передвинули стол к кровати отца, который уже не вставал, оказывается, и все уселись за ужин. Гроб Никита отодвинул в сторону.
— Вот мы и собрались всей семьей, — заговорила Ольга веселым голосом. — И ужин у нас, можно сказать, совсем праздничный.
— Мне только чайку, — с поспешностью заявил отец. — Слышу — хорошей заваркой пахнет.
— Не только, папаня! — заулыбалась Ольга. — Вон тут еще что есть! — показала она Никитину фляжку.
— Никак настоящая? — удивился и вроде бы оживился старик.
— Я же говорил! — погордился Никита.
— Ну, не откажусь, не откажусь погреть старое нутро.
Взрослые выпили, Иришка посмотрела, как пьет мама, и за компанию поморщилась. Старик слабо крякнул. И стали ужинать. И ужин действительно был по нынешним временам праздничным, потому что Ольга не скупясь распорядилась двухсуточным пайком Никиты.
Захмелели быстро, хотя и от немногого. Никита вскоре почувствовал добрую разморенность, зовущую ко сну, Ольга чуть-чуть порозовела, напомнив Никите прежнюю, довоенную, «летнюю» Ольгу. Немного взбодрился и старик.
— Ну, спасибо, сынок, согрел ты меня все-таки, — поблагодарил он.
— Тебе спасибо, папа, — отвечал Никита. — Ты так хорошо поберег моих женщин.
— Ой, правда, Никитуш! — поддержала и Ольга. — Без папы мы уже скисли бы.
— Я только одного в последние дни боялся, — продолжал старик, польщенный похвалами, — до первого числа, то есть до новых карточек, боялся не дожить. А теперь карточки получены, Иришеньку будет чем поддержать, а мне можно спокойно умирать…
Он опять возвращался к своему самому главному, чем теперь только и жила его душа. И опять Никита попробовал остановить его:
— Не настраивай ты себя на это. Всем сейчас трудно, плохо, но все живут помаленьку. Не век же так будет!
Никиту беспокоило еще и то, что речь старика слушает и воспринимает своим маленьким сердцем Иришка. Но старик продолжал успокоительно толковать о том, что ему теперь ведь только одно осталось — доживать, а доживать можно и год, и неделю, но лучше всего — один день. От умирающего человека пользы никакой, одна только обуза да лишний рот. «Если есть бог, — говорил старик, — то он должен бы сегодня меня прибрать, пока сын дома и есть кому схоронить…»
Никита слушал, слушал — и перестал возражать. Он понял, что старик прощается с ним — и это неотвратимо. Другой встречи не будет. Так что пусть он говорит. И пусть слушает Иришка. И Ольга… Кому же и слушать умирающего, как не близким? Для кого же он и говорит свои последние, не раз продуманные слова?
Когда старик утомился и замолчал, Никита сказал:
— Ну, папа, ты или захмелел у меня, или, наоборот, недобрал. Давай-ка еще по маленькой!
— Давай, сынок, — сразу согласился старик. — Это даже и хорошо… Где там твоя рюмка-то? Чокнемся…
После этой рюмки он начал посапывать и заснул.
IX
А Никита после ужина снова пошел в чулан пилить дрова. Ему смертельно хотелось лечь и отдохнуть, хоть немного восстановить силы, но тут уж не приходилось жалеть себя. Точно так же, как и там, откуда он приехал. Точно так же, как и раньше, он не умел жалеть себя и не знал, что это такое, — особенно когда дело касалось работы. А теперь Никита еще и о том подумал, что вот уедет он обратно на фронт, а Ольга придет в чулан, наберет готовых дров и вспомнит его. Она тут затопит печку, а ему там тепло станет. Так что он вроде как и для себя лично доброе дело делал. Оставлял память. Запасал тепло.
И все же он не стал долго отказываться, когда Ольга позвала его спать.
— Я приоткрыла дверь в нашу с тобой комнату, и там теперь тоже нагрелся воздух, — сказала она.
— А старик с Иришкой не замерзнут?
— У них сегодня тепло-о! — протянула Ольга, и можно было понять, что не каждый день у них так бывает. — Бросай, бросай все это! — положила она руку на пилу.