— Я не про себя говорю, — отступил Димаков.
— Про кого же? Или про что?
Димаков нагловато ухмыльнулся.
— Может, про старое? — прямее спросил Виктор.
— А что ты имеешь в виду?
— А ты?..
Они стояли друг перед другом, как быки перед боем. Говорили больше намеками, чем прямыми словами. У них и раньше-то далеко не все шло в открытую, они и раньше нередко прощупывали друг друга, не вполне открываясь при этом и не испытывая один к другому большого доверия и расположения, но никогда еще взаимная неприязнь и взаимное неприятие не проявлялись между ними так откровенно… Пожалуй, они шли к такому вот моменту откровения с первой встречи, с первого знакомства, похожего на разведку, и вот пришли.
Раньше они, правда, на что-то надеялись, хотели не то проверить, не то поверить, что не враги они. Похоже, что этого хотел не только Виктор, но и Димаков. Что-то в нем вроде бы готово было пробудиться. Временами ему хотелось мира и дружбы сильнее, чем Виктору. И забыть отцовское прошлое, отречься от него Димакову тоже хотелось сильнее. А Виктору надо было утвердиться в своих принципах. Он не хотел поддаться дикости прошлого. Он знал и чувствовал, что современным людям просто необходимо преодолевать всякую неприязнь друг к другу, чтобы не допустить опасного разгула вражды на земле. Стало быть, сыновьям враждовавших отцов надо уже исходить из того, что есть, не возвращаясь к прошлому. Надо им просто получше узнать друг друга, чтобы лучше понять…
И вот они, кажется, поняли и познали, подошли к моменту полной откровенности и ясности.
Он еще не кончился, этот момент, он еще продолжался, но уже и Виктор, и Димаков бесповоротно осознали: они — враги! Не просто поссорившиеся двое (ссорятся и самые близкие) и, уж конечно, не возникшие из прошлого «кровники», жаждущие крови и мести, нет! Они были врагами по духу, по главным жизненным установкам. Именно отсюда проистекала вся их несовместимость и непримиримость. Потому что стоило Виктору признать и принять установки Димакова — и сразу не стало бы тут Виктора Шувалова, а появился бы еще один Димаков. Дело даже и не в том, что Димаков обнаружил себя браконьером и вором, разорителем лесов, живущим под «крышей» егеря и наверняка связанным с какими-то другими хапугами, которые заменили ему Юлию Борисовну или кого-то там еще, — дело было в том, что сегодняшний Димаков — а сегодняшний он был истинным, настоящим Димаковым! — как бы воплотил в себе зловредность и враждебность — явную и пока что скрытую от глаз, осужденную и ожидающую суда…
Каждый из нас может до поры чего-то не замечать, а заметив — прощать, верить в исправление человека, проявляя терпимость и снисходительность. Но когда-то наступает час обостренной зоркости, момент непрощения — и тогда уже нет терпимости и нельзя отвернуться, как только что предлагал Димаков. Не от шкурок — нет! От врага.
Да, здесь стояли враги. Между ними пролегала, их разделяла узенькая, почти не поддающаяся измерению полоска, своего рода нейтральная зона, «ничейная земля» — и только… Виктору вдруг померещилось, что выпуклые димаковские глаза-бинокли постепенно убираются в глазницы и вот уже смотрят оттуда лишь маленькими точечками зрачков. Как стволы из бойниц. Нацеленные и стерегущие.
Что дальше?
Выстрел или отход?..
Все-таки Димаков отступил.
Он неторопливо повернулся и не спеша направился к своей сараюшке, с силой захлопнул дверь-предательницу, которая, как видно, беспокоила его все это время, и для надежности подпер ее снаружи лопатой, стоявшей у стенки. Он делал все это несколько замедленно, как будто предварительно обдумывал каждый свой шаг, каждое движение или же задумывал что-то наперед.
Наверно, это были удобные минуты и для того, чтобы Виктору тоже отойти от Димакова, вернуться в гостевую комнату базы, разбудить, если он еще не проснулся, Андрюшку и поскорее увести его отсюда совсем, навсегда. Именно так и полагалось бы поступить ему по трезвом-то размышлении. Но трезвость нынче — тоже дефицит. И очень уж раздразнил его Димаков своей недоброй игрой, верой во вседозволенность. Пора было осадить его. Пора припереть.
— А ты случайно лосей на продажу не бьешь? — спросил Виктор тоже с намеком на некоторые известные им обоим обстоятельства.
Димаков быстро обернулся и радостно заулыбался, как будто и в самом деле обрадовался. Театрально развел руками:
— Вот это я приветствую! Маскировка сброшена, танки выходят из лесу… Давно бы так, судейский!
— Но ты не ответил.
— Бью! — легко и просто ответил Димаков. — И не только лосей, как видишь. Добрые люди развели у нас выдру и ондатру — мы и этих малышей приветствуем. В глазок попадаем, учти!.. Еще есть вопросы?