Но что же было с листьями?
Может, осина почувствовала внезапный озноб, вечернее дыхание сырости и подрожала от холода?
Не должно бы.
Не такая уж она мерзлячка, она и зимой не зябнет.
Так что же все-таки?
Испуг или тревога?
Стремление отряхнуться от накопившихся за день напряжений или неясного предчувствия?
Загадочное предупреждение?..
Можно было только гадать, придумывая новые и новые вопросы.
Осина же тем временем успокоилась, затихла, чинно подобралась и приосанилась, как будто застеснялась перед людьми. Снова замерли, опустились листья, и опять была видна только лицевая зеленая сторона их и спрятана от глаз светлая изнанка. Все вернулось к привычному. Ничто не напоминало о недавней тревоге. И ничто не обещало разгадки.
Отец и сын, немного постояв и ничего больше не дождавшись, отправились дальше.
— Чего это она, пап? — спросил сын уже в дороге.
Но отец и сам наблюдал такое впервые. У него промелькнула тут полуфантастическая, полумистическая догадка — уж не пыталось ли дерево вступить с ними в контакт, обратиться к людям с какой-нибудь своей жалобой или предостережением? Но об этом ведь не скажешь вслух. Об этом и подумаешь-то разве с улыбкой.
Может, когда-то потом, в другой день и час, при другом настроении или состоянии они вспомнят и поймут, о чем хотела рассказать им тревожная осинка, но пока они уходили от нее, не понимая, дивясь и оглядываясь.