— Хорошо хоть в город не пустили, — проговорила Ольга. — Я ведь уже так решила: если что — Ирочку своими руками, а потом и сама…
— Ты смогла бы?! — ужаснулся Никита.
— А что мы могли ждать от них?
— Да, они, конечно…
— Ты посмотри, что и сейчас-то в городе творится, — продолжала Ольга, — Люди помирают с голоду, и знаешь — кто? Говорят, что первыми начали умирать мальчишки-фезеошники, прямо у станков. Представляешь, как жалко их?.. А еще старики, и тоже в первую голову мужчины. Вчера одного рядом с нашей парадной подобрали — чистенький такой, хорошо одетый, а главное — в кармане у него были две пластиночки хлеба, пропитанные каким-то жиром. Это, значит, он нес кому-то… Не могу! Просто не могу вспоминать.
— Если можно будет вам с Иришкой уехать за кольцо… — заговорил Никита, и Ольга сразу умолкла, прислушалась, — то надо будет уехать, — закончил он.
X
Утром старик Сорокин не проснулся. Когда Никита и Ольга встали, он уже застыл.
Это было как новоявленное чудо: вечером попросил у бога смерти и к утру помер.
Никита стоял у постели отца ошеломленный. Все прежние представления о смерти вдруг переменились. Слез не было. Плакать было нечем и вроде бы даже не полагалось, поскольку здесь произошло всего лишь исполнение воли отца. Оставалось похоронить старика.
Никита открыл гроб и в удивлении остановился. Все дно гроба было засыпано стружками.
— Это он так хотел… чтобы на стружках?
Ольга не знала. Она только посмотрела в гроб и начала всхлипывать, покачивая головой.
— Как же мы теперь без него с такой жизнью справляться будем? К кому жаловаться придем?
— Ладно, Оля, тут ничего не поделаешь, — остановил ее Никита. — Помоги мне поднять и положить его.
— Надо бы обмыть да одеть…
— Нет времени. Если я опоздаю, меня могут в дезертиры зачислить.
Он подошел к изголовью, Ольга — к ногам старика. Отвернули одеяло. Старик был плоским, а когда стали поднимать, оказался совсем легким.
— Да тут я и один мог бы, — проговорил Никита.
— Он же все время от своего хлеба Иришке отщипывал. Я говорю — не надо этого делать, это только мать может, а он молчит да все свое… Никита, милый, родной мой! — вдруг взмолилась Ольга. — Ты будешь беречь себя? Не оставишь нас одних? Вернешься к нам?.. Ну скажи, скажи! Я не боюсь, если тебя ранят, и ты тоже не бойся, но только обязательно вернись!
Никита даже растерялся:
— Что это ты? Что ты так разволновалась? Я ведь вот, с тобой.
— Испугалась я чего-то. Прости.
Ольга начала быстро и как-то деловито вытирать слезы.
Почувствовав беду в доме, проснулась Иришка. Увидела открытый гроб и своего дедушку в нем. Строго спросила:
— Вы зачем его туда положили?
— Умер твой дедушка, Ириша, — сказала Ольга. — Нет у нас больше дедушки.
— Не умер! Не умер! — заплакала девочка.
— Оденься и попрощайся с дедушкой, — сказала Ольга уже чуть построже.
— Не хочу! Не хочу! — опять затвердила Иришка.
— Ирина, делай, что тебе говорит мама…
Никита вышел в коридор, встретил там соседку Бетти Матвеевну, сказал ей об отце. Потом вместе с Ольгой вынес гроб на улицу; соседка тащила следом саночки своей дочери — они были подлиннее Иришкиных. Соседка сочувственно вздыхала, думая в то же время и о чем-то затаенно своем.
Для надежности гроб привязали к саночкам веревкой и повезли старика в Новую Деревню, на самое ближнее, но совсем не близкое отсюда Серафимовское кладбище.
Начинало уже светать. Незаметно для себя Никита то и дело ускорял шаг, чтобы не опоздать к машине, потом спохватывался, понимая, что нехорошо так быстро везти гроб с покойником, потом опять начинал спешить, и с этим ничего нельзя было поделать.
Ольга шла рядом, помогала тащить санки и во всем повторяла мужа: торопился он — спешила и она, смущенно замедлял он свой невольно убыстренный шаг — и то же самое делала она. В прежнее, довоенное время Никита бы к ней приноравливался, а теперь вот ей приходилось…
— Ты не переживай так сильно, Никитуш, — говорила по дороге Ольга. Говорила негромко, но так, чтобы Никита все же услышал ее сквозь свои невеселые думы и громкий скрип санок с гробом. — Не мы виноваты, что так все случилось.
Никита услышал ее, но не ответил, что бывало с ним очень редко, а может, и не бывало до этого дня.
— Не переживай, — повторяла Ольга. — Тебе надо силы экономить.
И тогда он почувствовал слезы. Вдруг осознал себя в чем-то все-таки виноватым перед отцом. Стал мысленно просить прощения. За такие похороны.