Сорокин покивал головой и принялся за дело.
Столбик он сколотил из досок сразу после завтрака и быстро покрасил его, а вот со звездой завозился. Хотелось все сделать хорошо и так, как задумалось с первого раза. Однако длинный саперный нож с толстой рубчатой резиной на ручке, вполне удобный для всяких других дел, в том числе и для рукопашной схватки, оказался неудобным для вырезывания. Неважной была и сталь: сколько ни натачивай, бритвенной остроты не добьешься. Да и сама рука стала какой-то вялой и неумелой, то есть просто устала. Все устает в человеке от беспрерывной длительной работы при бедном питании.
Дневального Сорокин прогнал спать, поскольку сам сидел у того же столика с коптилкой — и не скоро еще рассчитывал лечь.
— Что мы тут будем караулить друг друга! — сказал он дневальному.
— Только бы не попало нам обоим за это, — усомнился тот.
— Не от кого… Для чужого начальства все равно, кто тут сидит, а наше тоже отдыхает теперь.
— Ты, если что, меня ногой толкни, я вот тут рядышком покемарю, — сказал парень уже с пола.
Сорокина тоже сильно клонило ко сну, и он задним числом слегка поругивал себя. Не затевать бы этого фокуса с плексигласом — спал бы сейчас вместе со всеми. Но вот ему пришло в голову поместить в центре звезды, под кружочком из небьющегося стекла, фотографию Фатеева. Захотелось, чтобы она подольше сохранилась. Чтобы люди, которые придут потом на солдатское кладбище, могли посмотреть, каким был с виду похороненный под этим столбиком человек.
Невольно тут вспомнил Сорокин своего отца и то, как похоронил его. Никакого столбика, никакого креста на могиле не оставил. Настоящей могилы тоже не выдолбил — только что присыпал гроб землей. Решили с Ольгой когда-то потом, после всех бед и несчастий, как-нибудь в летнее время заняться могилкой по-настоящему. И крест поставить, как старику хотелось, и оградой обнести, и цветы посадить, то есть не цветы даже, а большой куст сирени — очень уж любил старик сирень! А пока они только отметили место, промерили шагами расстояние до угла кладбища и оба пообещали запомнить цифру — 88.
Вот как получилось с отцом.
С Гошей Фатеевым можно было и надо было все сделать за один раз, ничего не откладывая. Сам Гоша тоже не любил ничего откладывать — все делал с ходу. Так он действовал, судя по его рассказам, в своей разведке и так же начал осваивать саперное дело здесь, в роте, куда его перевели за какую-то провинность. Лихо начал.
Прошлой ночью взвод устанавливал на берегу Ижоры, южнее бывшей Колпинской немецкой колонии, пулеметную бронеточку, сваренную, как и все другие, на Ижорском. Выволокли ее, опрокинув «на спину», за первую траншею, пехотный лейтенант показал место, где ее поставить, и указал ориентир, куда развернуть амбразурой. Ориентир был простой и понятный — левый край кустов на другом берегу Ижоры. Пехотинцы хотели держать эти кустики под фланговым огнем и выносили пулеметную точку чуть ли не в линию боевого охранения.
Взвод ставил уже не первую БОТ. Расчистили до земли плотный, прибитый ветрами снег, осторожно покирковали мерзлую землю, подложили под броню притащенную с собой деревянную раму, перевернули броневое корытце со «спины» на «живот», начали высматривать показанный ориентир. А дело было уже перед рассветом, когда в зимнее время почему-то сильно темнеет. Немцы тоже, как назло, вдруг позабыли о своей постоянной обязанности — бросать ракеты. Короче говоря, не видно стало тех кустов, что показал лейтенант-пехотинец.
Случилась заминка. Один говорит — вон там они, эти кустики, и показывает рукой прямо, другой поправляет и показывает левее, третий вообще сомневается. Один только Гоша Фатеев помалкивал да улыбался. Потом говорит: «Соберите-ка мне табачку на хорошую закрутку». — «Нашел где чудить!» — одернул его сержант Матюх. «Соберете — покажу точное направление», — говорит Фатеев. И сержант, уже доверявший опыту бывшего разведчика, сказал: «Дайте ему, у кого есть».
Наскребли ребята на закрутку, Гоша старательно свернул ее, раскурил внутри БОТика, спрятал в рукав и пошел к полотну реки. «Направляйте туда, где курить буду», — сказал на прощание.
И верно: через небольшой промежуток времени впереди заморгал огонек — все равно что волчий глаз в ночи. Саперы в один момент развернули амбразуру на огонек и с торопливым удовольствием, видя уже конец работы, начали закреплять и маскировать БОТ. Их ждало дома тепло печи и горячий, хотя и тощий, завтрак.
Но тут-то и случилась беда. В той стороне, где только что курил Фатеев, послышался сдавленный крик, раздался винтовочный выстрел и стон.