Больше с той поездки ничего особо вспомнить не могу — почти месяц мы прибывали в том городке в пьяном угаре, спирт лился рекой.
Помню, как сидели на каком-то чердаке, а парни предлагали понюхать клей. Мы со Шнырём отказались, предпочитая алкоголь. А у меня вообще было отвращение к нюхачам, я часто видела своего соседа Дениса, перепачканного клеем, в полной невменяемости. Тот образ прочно засел в голове, и нюхать клей я бы не стала ни за какие коврижки. Оставалось только наблюдать за их кривляньями и дикими воплями от галлюцинаций.
Помню, была драка с какими-то гопами, но не помню, кто победил. По крайней мере мне не досталось тогда.
Помню, как жили у какого-то парня, и он нам показал видеокассету с фильмом «Сид и Нэнси» — кино меня сильно впечатлило, безбашенность харизматичного Сида в исполнении Гэри Олдмена казалась образцом поведения.
Помню, как эти пьяные уроды начали ссать друг на друга. Было мерзко, я еле успела отбежать подальше, но меня тоже зацепило.
— Да не очкуй, ты же панк! — подбадривал меня один из них.
Все же в череде безумных попоек мне удавалось иногда отзваниваться маме, сообщая о своем присутствии в мире живых и здоровых. Она все время умоляла вернуться поскорее, я старалась ее успокоить.
Каким чудом меня никто не отымел в том городке — до сих пор не понимаю. Скорее всего, Шнырь меня хоть как-то опекал, считая своей подругой, а сам не настаивал на сексе (все же было в нем что-то доброе, наверное).
Обратно мы доехали примерно так же, только избегали уже стекловаты и голубиных трупов.
Остаток лета тоже прошел в пьянках-гулянках, я не просыхала почти ни дня, лишь изредка приходя домой отсыпаться и отъедаться.
Мама лишь печально смотрела на мои нечастые возвращения, отец вообще почти меня не видел, будучи на работе.
Однажды мне позвонила Вика и позвала скататься в гости к ее отцу — он жил в поселке городского типа совсем недалеко от нашего города. Запойный алкоголик, который давно был выгнан из семьи.
Когда он напился и валялся невменяемый на диване, мы решили сварить «молоко» прям у него перед носом. Мне давно был любопытен этот волшебный напиток, да и Вике тоже, и наконец — подходящее место и сезон. Нарвали в окрестностях бобеля (коноплиной ботвы), купили банку сгущенки. Как варить и дозировку мы точно не знали, лишь приблизительно и по слухам, поэтому выпили сразу много.
Накрыло нас основательно, весь мир казался картиной маслом, я даже видела мазки. Все двигалось как-то замедленно, с отставанием, звуки были оглушающими, в голове вообще происходила полная неразбериха и шизофрения.
Потом к ее пьяному отцу пришел в гости собутыльник. Я не знаю, почудилось мне или нет, но вроде он пытался приставать к нам. Я запараноила и уговорила Вику сбежать.
Всю ночь мы бродили по поселку, прячась то от партизанов, то от гигантских кузнечиков, блевать было интересно и приятно. Какой ангел уберег нас от неприятностей — неизвестно.
Нас глючило, наверное, около суток, но днем мы могли хоть немного соображать, сумели даже сесть на автобус и добраться домой (сделать это было невероятно трудно и понадобилась вся сила воли и концентрация), так и не попрощавшись с Викиным отцом.
Отсыпалась я суток трое с перерывами на туалет и еду. А когда проснулась от легких толчков мамы, увидела незнакомую женщину прям в нашей с братом комнате.
19
Буду банальной, но скажу: демон-алкоголь — это действительно страшно. Я вроде уже и к родителям подобрела, и они от меня отстали, и учебу подтянула — не за что больше биться, незачем убегать и воевать. Но механизм уже был запущен, и меня несло, словно бумажный кораблик по грязному ручейку.
— Доченька, ну ты опять пила вчера, ну зачем тебе это? — уговаривала мама.
— Да отстань ты, я же не часто, вообще не пью почти, — разозлилась я. Такие разговоры, почему-то, всегда бесили больше всего. Как я поняла позже, агрессия возникала из-за моего упорного нежелания признавать очевидное. Это главная беда всех алкоголиков — отрицание проблемы.
Мое загульное дикое лето насторожило родителей еще сильнее. У нас тогда как раз начался затяжной конфликт с папой: он уже не мог спокойно смотреть на мои гулянки и вернулись его вспышки гнева. Мы много ссорились, я была язвительна и дерзка, он — довольно груб и жесток, иногда поколачивал. Прекрасный повод для меня не появляться дома (признаться, мне уже просто без алкоголя было не по себе, поэтому я иногда специально провоцировала скандалы, чтобы сбежать. Но тогда, конечно, не осознавала этого).
И когда я третьи сутки отсыпалась после приключений под молочищем, меня легонько толкнули в плечо.
— Доченька, вставай, к тебе пришли, — будила меня мама после моих похождений. Я еле разлепила глаза.
— Это Лидия Николаевна, — объяснила мама растерянно, — она немного с тобой поговорит.
Я с трудом приподнялась в постели, свесив ноги со своего «верхнего этажа» (мы все еще спали с братом на двухъярусной кровати).
Лидия Николаевна оказалась психологиней, и мама давно ждала случая застать меня дома врасплох, пока я снова никуда не убежала.
Психологиня долго мне что-то впаривала, но мой загаженный мозг не смог воспринять всего и тем более запомнить. Мы с ней даже о чем-то спорили вроде. Было еще несколько безрезультатных встреч с этой знахаркой душ человеческих, на которые мама слёзно умоляла меня ходить. И мы шли всей семьей (уговорить папу оказалось еще сложнее, но мама всегда была настойчива и могла канючить часами) — налаживать родственные отношения и мою планомерно просираемую жизнь.
Кажется, психологиня учила папу принимать и любить меня такой, как есть, и стараться меня не бить сгоряча. Меня все уговаривала сказать «папа, я тебя люблю», но произнести эти ужасные слова язык у меня так и не повернулся. Мне тогда и подумать об этом было противно, настолько я ненавидела «психа-отца», размахивающего чуть что кулаками, и мы с ним лишь ненавистно зыркали друг на друга.
Сама же психологиня вечно поглядывала на часы, будто с нетерпением ждала окончания сеанса, что не прибавляло моего к ней доверия. Помирить нас с папой ей так и не удалось.
Весь десятый класс пролетел в пьяном угаре, даже и вспомнить особо нечего. Какие-то нескончаемые поездки автостопом, вписки-сейшены-тусовки-ночевки-пьяный петтинг с кем не попадя (со временем Шнырь как-то от меня отдалился, и мы расстались даже без всяких объяснений).
Надо сказать, к парням мое созревающее тело влекло безумно, особенно по синьке. Но какой-то внутренний тормоз (вернее страх, внушенный заботливой мамой, который мне потом еще доставит хлопот) у меня был невероятно прочен. Даже в абсолютной невменяемости я не позволяла себе идти до конца в этом деле — как будто условный рефлекс какой.
И мне повезло, что это была ниферская тусовка: неформалы гораздо галантнее и скромнее в этом отношении, чем те же гопы, а мне было с чем сравнивать (та же гоп-компания на трубах, с которой я кантовалась в двенадцать- тринадцать лет, где пацаны вечно лапали девчонок). Эти парни, напротив — никогда не наглели, обычно наоборот — нетрезвые девочки соблазняли нерешительных гривотрясов. Никаких изнасилований и прочей ерунды вообще не наблюдалось, мне подобные случаи неизвестны (кроме слухов о Мотильде и плойке, в которые я не особо верила. Скорее всего, она сама же это и выдумала для устрашения). И можно было даже смело уснуть мертвецки пьяной, находясь в окружении поддатых ребят, с полной уверенностью, что тебя никто не тронет. Да, это был неоспоримый плюс той тусовки.
Алкоголь, конечно — зло. Но есть вещи, которые разрушают человека быстрее алкоголя и наркотиков. Это смесь из чувства вины (а оно у меня подсознательно присутствовало, ведь я понимала, как страдают родители), озлобленности и ненависти к себе.