— Какая разница, где говоришь, — пробормотал Виктор.
Ирина положила ложечку на стол. Она ела пирожное.
— Я еще не разведена с мужем, — вдруг сказала она.
— Когда ты вышла замуж? — ошарашенно спросил он.
— Мне было девятнадцать.
— Кто твой муж?
— Живет в Новосибирске.
Ирина понимала, что факт замужества покончит наконец с темой их разговора не только на сегодня.
Прозвенел звонок. Виктор и Ирина молча встали из-за столика и направились в зал. Виктору показалось, что он и Ирина многоопытные пожилые люди и пришло это чувство к нему от Ирины.
Они нашли свои места, сели. Виктор взглянул на Ирину. Неправда, она была совсем по-девичьи привлекательна: нежный профиль, зеленоватая тень у глаз, слегка раскрытые дыханием губы, зеленоватая длинная серьга над мехом пальто. Только бы не потерять Ирину. Никогда и ни за что!
Ирина почувствовала взгляд Виктора. Виктор ей тоже нравился.
— Я и без того тебе жена, — сказала она Виктору.
В зале погас свет, начался кинофильм.
Ирина сказала это просто, спокойно. Как-то служебно. Чтобы успеть перед тем, как в зале погаснет свет и начнется кинофильм.
«Она мой счастливый выигрыш, — подумал Виктор, — когда совпадают и серия и номер». Теперь бы еще на самом деле выиграть — на этот раз деньги. Много денег, чтобы кошелек, как лопаточник. Деньги нужны ему. Но дважды в жизни такого не бывает, чтобы подряд и серия и номер. Предчувствие недоброго, тревожного поселилось у Виктора в душе. Кажется, его монета упадет на решку, а он загадал на орла.
Скудатин стоял. Ему предложили стул, но он остался стоять. Край воротника рубашки потемнел от пота. Руки Скудатин положил на спинку стула.
За столом директора сидела Адонина, председатель месткома. За длинным столом для заседаний расположились мастера и преподаватели спецпредметов, старший мастер Клименко, заместитель директора по производственному обучению Анциферов, бухгалтер Русанова, библиотекарь Вероника Грибанова. Рядом с Вероникой сидел механик Флягин и заместитель директора по учебно-воспитательной работе Жихарев, которого называли по-старому замполит. Присутствовал и Юрий Матвеевич.
— Не понимаю, как вы могли, Виктор Данилович, — говорит Вероника. Она взволнована, и ей мучительно стыдно за Скудатина. В голосе ее искреннее недоумение. — Почему вы не обратились к Юрию Матвеевичу за официальным разрешением, а поступили так вот… странно…
— Я объяснил письменно на имя директора, — ответил Скудатин. Он повторяет эту фразу не в первый раз.
— Ничего не объяснили, — сказал Юрий Матвеевич. — Написали, что вынуждены были так поступить.
— Вы бы не разрешили совместительство, — сказал Скудатин.
— Не разрешил бы. Мастер производственного обучения не имеет права на совместительство в другом учреждении. Он воспитатель и обязан постоянно быть с ребятами. Неужели мы должны вам об этом напоминать?
Председатель месткома Адонина сказала:
— Скудатин, вы подделали подписи, совершили подлог.
Скудатин молчал. Только в лице его что-то дрогнуло, но тут же он справился с собой. Во всяком случае, внешне.
— Где взяли бланки для справок?
— Я уже отвечал на этот вопрос.
— Не затруднитесь повторить. Может быть, теперь найдете честный ответ.
— Бланки лежали в журнале производственного обучения.
— Допустим. А печать? На бланке, отданном вами в Москабель, стоит печать училища.
— Бланки могли оказаться в журнале. Училище переезжало в новое здание, кто-нибудь их туда сунул, — тихо сказал Клименко.
— Кто? — спросил Анциферов.
— Ну, а печать? — настаивала председатель месткома. — Откуда она появилась на справках? Кто-то при переезде и печать поставил? Заранее? Кто же?
Скудатин:
— Не знаю. Справки были уже с печатями.
— Допустим даже это. А подписи?
— Подписывал я.
— Печати поставили вы, Скудатин. — сказал Юрий Матвеевич. — И справки украли.
Юрию Матвеевичу нелегко было сказать слово «украли», да еще кому — Виктору Скудатину. Вот она, гипотеза, и уже поздно что-либо исправить.
Виктор молчал. Опустил голову, ни на кого не смотрел.
— Судя по вашей объяснительной записке, мы виноваты, что вам не хватало денег. Но вам предлагали совместительство внутри училища. Здесь же, в кабинете, был разговор. Отрицать вряд ли посмеете, — бывший учитель говорил такое своему бывшему ученику!
— Виктор Данилович, не надо, чтобы опять неправду… — попросила Вероника. — От этого больнее и вам и нам. Виктор Данилович, вы меня слышите? Ну пожалуйста…
Молоденькая Вероника пользовалась в училище особой любовью и уважением. Завоевала любовь и уважение в очень тяжелые для библиотеки дни. Произошло это зимой, в феврале, в одну из ночей с субботы на воскресенье: в лаборатории химии, которая расположена над библиотекой, лопнула труба отопления, и когда в понедельник утром открыли дверь библиотеки, то увидели такое, от чего можно было прийти в отчаяние: казалось, восемьдесят пять тысяч томов — учебники, художественная, справочная и методическая литература, — накопленные за многие годы существования училища, погибли навсегда. От горячей воды книги не просто промокли, они разбухли и склеились. Их нельзя было даже сразу вынуть из стеллажей. Вероника схватилась руками за голову и замерла, потрясенная. Как она потом говорила, она даже не смогла крикнуть, позвать кого-нибудь. Ей отказал голос. Зато уже через несколько часов училищные коридоры и многие кабинеты нельзя было узнать: в них на полу сушились книги. Были принесены мощные лампы, электрические отопители, калориферы — у кого что было дома. Книги гладили утюгами через марлю, каждую страничку. Посыпали солью, которая хорошо отбирает влагу. Ребята изготовили в слесарном цехе прессы, на которых уже сухие книги спрессовывали, чтобы они обрели форму.
Месяц и днем и ночью длилась битва за восстановление библиотеки. В битве особенно отличилась группа ЭЛ-16. И вновь почти все восемьдесят пять тысяч томов — на своих местах, только немного подкрашены: полиняли переплеты. Но жизнь книгам возвращена.
Когда на слова Вероники Грибановой «Виктор Данилович, не надо, чтобы опять неправду», Скудатин ответил: «Моя группа лучшая в училище», это была правда.
— Да, конечно, — согласилась Адонина. — У вас Тося Вандышев, Федя Балин, Ефимочкин.
— Виктор Данилович хороший производственник, — опять вмешалась Вероника. — Он хороший. Был… — Она смутилась: «был» или «есть», как теперь говорить?
— Появилась вот у него жена… — сказала бухгалтер Русанова.
— Не имеете права говорить о моей личной жизни! — побледнев, почти выкрикнул Скудатин. — Я протестую! Виноват я, а не моя жена.
— А вы знаете, сколько денег вам было выплачено за прошлый год? Помимо зарплаты? Ксения Борисовна, — обратилась Адонина к бухгалтеру. — Напомните.
— За прошлый год училище заработало на производстве двести тысяч рублей. Из них сорок пять процентов государству, двадцать два — на нужды училища и тридцать три — на вознаграждения мастерам и учащимся. Из этой суммы выплатили Виктору Даниловичу четыре раза по сто пятьдесят рублей вознаграждения.
— Слышите, Скудатин? Помимо зарплаты шестьсот рублей! — Это сказал директор.
Скудатин молчал. Невыносимо слышать, как Юрий Матвеевич называет его по фамилии — холодно, отчужденно.
— Это вам говорят, — не выдержал Флягин. — Мальчиком прикидываетесь, губы дуете. А вас теперь надо гнать в три шеи из вашей лучшей группы.
— Вы как-то уж слишком, — сказала Вероника механику и поправила очки на переносице. Очки были ей великоваты.
— В три шеи! — повторил механик.
— Флягин. — Клименко чуть осуждающе качнул головой.
— Ладно. Не обучен деликатности. Я вот еще что скажу — завел он себе жиличку, какая к хрену жена!