— Ни с места! — крикнул Данила. Парень обернулся, поднял было тяжелый лом, но увидев револьвер, быстро метнулся к окну и выскочил на улицу. Валя вместе со Степаном вбежали в соседнюю комнату. Она была в пуху, который, точно снег, покрывал весь пол и летал в воздухе. Валялись наволочки вспоротых перин и подушек. В углу здоровенный пьяный мужик в голубой праздничной рубахе держал левой рукой за горло мальчика еврея, а огромным кулаком правой размеренно бил мальчика по лицу и голове. Делал он это спокойно, не торопясь, с каким-то наслаждением, и при каждом ударе крякал. Голова мальчика, безжизненно откидываясь назад, стукалась об стенку, лицо было залито кровью, руки, как плети, повисли вдоль тела. Подскочив к громиле, Степан ударил его рукояткой «смита» по затылку. Мужик пошатнулся, выпустил свою жертву, но устоял на ногах и, повернувшись, непонимающе и тупо глянул на Степана. Тогда Степан еще раз ударил мужика уже кулаком и, подняв револьвер, крикнул:
— Убирайся отсюда, или… — вид оружия отрезвил мужика, и он бросился вон из комнаты.
Валя между тем занялся мальчиком. Он вытер кровь на его лице и, сбегав за водой, облил голову. Прошло несколько секунд, и мальчик вздохнул, слегка приоткрыл один глаз (другой совсем заплыл от опухоли). В это время подоспел санитарный отряд, который организовали из работниц Елена и фельдшер Шаров. Они быстро перевязали мальчика, и дружинники, оставив одного для охраны, пошли дальше. В этом доме боевики вырвали из рук громил еще и старика, которого избивали хулиганы.
В следующий дом бандиты еще не ворвались. Они били стекла и ломали двери, когда сюда подошли дружинники, которых было меньше, чем бандитов. Пришлось несколько раз выстрелить в воздух, чтобы разогнать убийц. Однако, едва погромщики убежали, на выстрелы тотчас же прискакало несколько казаков. Они, очевидно, были где-то поблизости. Всадники направились было к рабочим, но их решительный, боевой вид быстро охладил пыл казаков. Погарцевав немного, они поехали вдоль улицы, не обращая внимания на крики, несшиеся из еврейских домов.
Весть о приходе рабочих быстро разнеслась по городу. Теперь, едва заметив дружинников, черносотенцы разбегались, кто куда.
Отряды Степана и Данилы оставляли по одному человеку около всех еврейских домов, быстро продвигались по Уфимской, стремясь как можно скорее очистить улицу от погромщиков.
Скоро Базарная площадь. У Вали тревожно ныло сердце. Он знал, что громят только еврейские квартиры, но его беспокоило, что Вера, наверное, перепугана насмерть и ждет их не дождется. И он торопил Степана.
Дружина подходила к дому Кочиных. Осталось не больше полквартала. И вдруг они услышали крик. С Базарной площади бежала женщина с ребенком на руках. Волосы ее растрепались. Была она босиком и в одном платье. За женщиной гналась толпа. Впереди всех мчался мужик с обломком оглобли в руках. Обезумевшая женщина заскочила на крыльцо к Кочиным и скрылась за парадной дверью. Через несколько секунд на крыльцо вскочил мужик с оглоблей, но дверь оказалась запертой. Толпа, как волна прибоя, налетев на дом, откатилась, точно от скалы, но сейчас же снова кинулась на приступ, не желая упустить свою жертву. Зазвенели разбитые стекла. Мужик с размаху ударил в дверь оглоблей.
Валя стремительно бросился вперед.
— Стой, стой, стой! — крикнул Степан, но мальчик ничего не слышал и мчался туда, где бесчинствовала озверевшая банда. Не помня себя, вскочил на крыльцо. Теперь он был лицом к лицу со здоровенным пьяным мужиком, который, казалось, одним ударом мог убить мальчика.
— Стой, негодяй! — крикнул запыхавшийся Валентин. — Не смей!
— Чего? — не сразу поняв в чем дело, протянул тот. — Не замай, пащенок! — и он левой рукой отодвинул от себя мальчика.
Валентин вдруг пригнулся и ударил мужика головой в живот. Тот охнул, выронил оглоблю, схватился было руками за живот, но тут же с размаху ударил мальчика в ухо. Валентин слетел с крыльца прямо под ноги толпе.
Толпа не сразу поняла, в чем дело, но когда мужик крикнул: — «Бей гаденыша, бей нехристя!», — на мальчика посыпался град ударов. Кто-то пнул его, кто-то ударил палкой. В это время на толпу налетела дружина, и громилы разбежались.
Степан и Данила бросились к Валентину. Тот лежал окровавленный, потеряв сознание, дышал прерывисто и с хрипом. Из-под расстегнувшейся курточки и разорванной рубахи виднелся огромный кровоподтек на груди.
На крыльцо выбежала перепуганная Нина Александровна. Степан, поручив свою группу Даниле, поднял Валентина на руки и внес в дом.
Вера, дрожа всем телом, со слезами на глазах смотрела на своего друга. Дуся бросилась на кухню за водой. Растрепанная и все еще не пришедшая в себя еврейка сидела в кресле, укачивая смуглого мальчика лет двух.