— Сережа, ты оглох, что ли? — Передо мной стояла Тамара. — Ты куда направился?
— Да так. Гуляю вот.
— Ну тогда пойдем со мной.
— А ты куда?
— К Надежде Михайловне. По-свински мы все-таки поступили.
— Неудобно вроде.
— Чего неудобно? Неудобно штаны через голову надевать. Это мой папа всегда так говорил. Ты не пробовал?
Я не ответил.
— Ну, пойдешь, что ли? — тормошила меня Тамара.
Я подумал: сами с Борькой заварили кашу, а теперь… Но все же пошел.
К моему удивлению, у Надежды Михайловны собралось уже больше половины класса. И ребята все подходили и подходили.
— Вы извините меня, — улыбаясь, говорила Надежда Михайловна. — За беспорядок, за хаос. Вот взялась разбирать старые отцовские письма. Захотелось с ним посоветоваться. В трудную минуту у меня всегда так бывает. Тянет с кем-нибудь посоветоваться. А ближе отца у меня никого не было. К тому же он тоже учителем был.
«Вот она откуда, улица-то, — мелькнула догадка. — Улица Учителя Богданова. Отца Надежды Михайловны». Я хотел спросить, как ее отца звали. Но вовремя остановил себя: «Чудак! Михайловна. Ясно: Михаил».
— Да вы садитесь, садитесь, кто где устроится, — говорила между тем Надежда Михайловна. — Уж и не знаю, чем вас и угостить. Так неожиданно… Пришли вдруг. Значит, обиды не помните.
— Уж вы нас простите, Надежда Михайловна, — сказала за всех Тамара. — По глупости мы с урока-то…
— Ладно, ладно, — замахала руками Надежда Михайловна. — Вот ведь пришли, почти все… Значит, поняли. Добрые чувства вас привели. Мне отец часто толковал про добрые чувства. Говорил: между учителем и учениками обязательно должны установиться такие отношения, когда они не могут жить друг без друга.
Мы бесцеремонно разглядывали комнату. Всюду: на столе, на диване, на кровати — лежали письма.
— Это от отца, — пояснила Надежда Михайловна. — Вот тут маме с фронта. Меня тогда еще не было. А тут уже мне, когда я в Ленинграде в институте училась. А это копии. Это он своим бывшим ученикам писал. Я уже разыскала их и копии сняла. Вот теперь читаю и набираюсь мужества. Ведь с вами без этого нельзя. Отец меня предупреждал. Но, видно, по наследству передалась мне любовь к школе. Мама у меня рано умерла. А отец часто меня маленькую в школу водил. Как пойдем вечером гулять, так и зайдем. Я, бывало, сяду за парту и не видать меня. А все время твердила: учительницей буду. А когда пришла пора в институт поступать, струсила. Я ведь сначала в архитектурный поступила. А потом со второго курса ушла. В педагогический. Поняла: не смогу без школы.
Ребята сидели примолкшие, слушали внимательно, так и ловили каждое слово. И Надежда Михайловна вслух подумала:
— Вот бы на уроке так: А то ведь вроде интересно рассказываешь, а вертятся, друг с другом переговариваются.
— Будем на уроках слушать, Надежда Михайловна, — не утерпела, выпалила Тамара. — Честное комсомольское.
— А другие так же думают? — спросила Надежда Михайловна. — Вот ты, Боря? Не будешь вертеться, о постороннем разговаривать, записочками перекидываться?
Боря встал, как на уроке:
— Трудно, Надежда Михайловна. Но буду стараться. Пусть ребята меня одергивают. Или кулак под столом показывают. Я пойму.
— Спасибо, что не солгал. Откровенно лучше.
В комнате установилась тишина. Все примолкли, пригорюнились. Как же, слово давали расстаться с самым интересным на уроке: перекинуться запиской с товарищем, пошептаться с соседом. Разве утерпишь?
Надежда Михайловна и сама понимала, что слишком многого она хотела от ребят. Не переборщить бы. Поэтому она даже обрадовалась, когда Тамара, потрогав лежавшие на столе письма, спросила:
— А можно мы их почитаем? Или вы нам почитайте.
И опять все сидели тихо, не вертелись, не переговаривались. Надежда Михайловна читала письма отца, старого заслуженного учителя, именем которого названа теперь одна из улиц города, та, на которой она живет.
«8 сентября 1939 года.
Я часто думаю, каково призвание педагога? И отвечаю сам себе: он строитель. Мы ведем строительство в душах людей. Возводим такие крепости, как честь, благородство, любовь к труду, понимание долга перед Родиной. Каждый день мы отдаем своим ученикам — будущим строителям нового мира — часть своих знаний, здоровья, нервов. И парадокс: чем больше отдаешь, тем сам становишься богаче. Я говорю о душевном богатстве».
— А это письмо уже с фронта, — взяла Надежда Михайловна новый конверт. — Фашисты приближались тогда к Москве.