Клава попыталась удивиться. Какая рассада? Она ничего не знает. Но смущенное, растерянное лицо и неуверенный взгляд глаз выдали ее. Плача и раскаиваясь, она все рассказала.
— Вот что, Клава, — сказала мама. — Это очень хорошо, что ты смущаешься и понимаешь, что поступили вы не лучшим образом. А если без обиняков говорить, то поступок ваш скверный. И, чтобы снять с себя это пятно, ты сейчас же пойдешь и посадишь все эти цветы на прежнее место, и точно так, как они росли. Чтобы утром никто и не заметил пропажи. Будто бы ее и не было. Понятно? Посади все на место. Да не забудь: полей.
— Понятно, — еле слышно пролепетала Клава и начала одеваться.
Выйдя во двор и глянув в темноту сквера, она прижалась спиной к холодной кирпичной стене дома и, сколько ни заставляла себя, не смогла сделать вперед ни шага. Идти к клумбе она не решалась. Нужно позвать кого-нибудь. И обязательно мальчишку. С ним не так боязно. Выбор ее почему-то пал на меня. Может быть, потому, что мы жили в одном подъезде. Одним словом, поздно вечером в квартире раздался звонок. Клава вызвала меня на лестничную клетку и, сдерживая слезы, торопливо рассказала все, что с ней произошло. Она просила об одном: проводить ее до клумбы и побыть с ней, пока она будет рассаживать цветы.
— Ну, чего ты дрожишь-то вся, — успокаивал я ее. — Ведь все можно еще поправить. Подожди меня здесь. Я сейчас. Только предупрежу маму.
Вскоре Клава уже рассаживала цветы на клумбе, а я подсвечивал ей фонарем.
На следующий день Клава старалась не попадаться на глаза Свете. Но та сама разыскала ее во время перемены.
— Где же твои цветы?
Клаве пришлось все рассказать.
— А-а!.. — протянула разочарованно Света. — Не завидую я тебе. Твои родители не очень современные люди. Они воспитывались, наверное, еще на идеях частной собственности. Цветы ж общие. Что во дворе на клумбе, что у нас в школе. Общие. Ничьи, значит. Поняла?
Клава ничего не поняла, но спорить не стала. Просто отошла в сторону. Но после уроков, когда они шли из школы, Света снова завела этот разговор. Похвасталась, что получила за цветы от учительницы благодарность. И рассказала, что дома отец тоже обнаружил принесенные ею украдкой цветы и, догадавшись, откуда они, стал увещевать:
— Неправильно ты поступила. Сказала бы нам, купили бы тебе цветы. А так…
Но мама вступилась за дочку.
— Не обеднеет дворовая клумба, — сказала она. — Захотят, еще подсадят. А Света ни при чем. Как ей поступить, если учительница дала такое задание? Я считаю, что она с честью вышла из трудного положения.
Света из школы убежала домой счастливая. А на другой день разразился скандал. Обнаружилась цветочная пропажа на клумбе. Кто-то связал это с поручением, которое девчата выполняли накануне. Ведь все искали цветочную рассаду, у родных спрашивали. Из домоуправления пришла делегация к директору школы. Стали расспрашивать ребят. Никто ничего не говорил. Тогда директор пообещал вызвать всех родителей. И чтобы выручить класс, Клава призналась, что выкопала цветы, но все до одного посадила на место и полила, чтобы не завяли.
Боясь разоблачения, Света заявила сама, что ходили за цветами они с Клавой вдвоем.
— Только ничего я не вижу в этом особенного, — сказала она. — Зря общественники такой шум подняли. Цветы-то не частные. Правда? А какая разница, где они растут, во дворе или около школы? У школы даже лучше.
Больше всех случай этот возмутил Ольгу Федоровну. Получалось, будто она своим заданием толкнула девчат на воровство. Поэтому она негодовала особенно бурно:
— Как же тебе не стыдно, Света? Да еще и идеологическую платформу пытаешься подвести под свой скверный поступок. Нет, нет! Староста! — отыскала она меня глазами. — Осудите поведение Светы на классном собрании. Этого так оставлять нельзя. К тому же она заблуждается и не понимает, что поступила дурно. Я сама буду присутствовать на собрании и все ей разъясню.
Я был немало смущен случившимся. Тем более, что знал о поступке девочек и не придал ему значения.
Боря предложил:
— Вытащить ее на комсомольский комитет.
И мне хотелось, чтобы ребята разобрались во всем сами, без нажима со стороны классного руководителя, поспорили, поругались, но чтоб запомнили этот разговор на всю жизнь.
— Разрешите, мы соберемся одни, без вас, — сказал я.
Но Ольга Федоровна усмотрела в этом моем желании ущемление своих прав.
— Это почему же одни? — сердито вскинула она голову. — Сами вы еще и не разберетесь в этом как следует. Нет, уж будьте добры меня пригласить.