Пришлось согласиться. Но ребята выдали Светке все, что ей полагалось, еще до прихода Ольги Федоровны. Ведь из-за нее пришлось задержаться после уроков.
— Тоже мне чемпион по цветоводству, — фыркнул Перепелкин. — Только класс позоришь.
— Изобретатель! Новатор! — иронизировали «братья Федоровы». — Сама додумалась, или помогал кто?
И даже Оськин высказал свое неудовольствие:
— Эх, раззява! Куда ж ты полезла?
Когда появилась Ольга Федоровна, большинство уже высказалось. Повторяться не стали. Легко согласились с тем, что говорила учительница. Поступок Светки осудили. И только Нина, считаю, выступила совсем неправильно. Против меня. Дескать, знал и не сказал, не остановил девчонок. Хорошо еще, что ребята устали и не захотели вдаваться в подробности.
КАРАУЛ НА РАССВЕТЕ
В июньскую пору, когда ночь короче воробьиного носа, сладко спится поутру ребятам. Любила поспать и Тамара. Сама не раз говорила об этом. Бывало, чтоб проснуться вовремя, заводила она будильник. Но и звонок протрещит так, что соседям слышно, а Тамара только улыбнется во сне, перевернется на другой бок, натянув на голову одеяло, и опять спит, как младенец. Помня об этой Тамаркиной привычке, я заранее попросил Борю, чтоб в назначенное время он позвонил подруге по телефону…
Звонок раздался ровно в половине четвертого. Трубку взяла Мария Сергеевна. Услышав, что просят Тамару, она поглядела на разрумянившееся во сне лицо дочери, на ее чутко подрагивающие веки и строго спросила:
— Я не ослышалась? Вам нужна Тамара?
— Да.
Мария Сергеевна совсем уже вышла из себя:
— А вы знаете, молодой человек, который час?
— Знаю, — ответила трубка. — В этот час тридцать лет назад началась война.
— Что за шутки! — вскипятилась Мария Сергеевна. — Кто вам позволил так шутить? Вы не смеете…
— Позовите Тамару! — настойчиво требовал голос в трубке.
— Отстаньте, молодой человек, и больше не звоните! — Мария Сергеевна резко положила трубку и испугалась: не разбудила ли она Тамару.
Дочь глядела на нее еще не отошедшими ото сна, удивленными глазами.
— Мама, меня? — легким движением откинула она одеяло. — Что же ты не разбудила!
Мария Сергеевна замахала на нее руками:
— Спи ты, спи! Какой-то сумасшедший вздумал пошутить ни свет ни заря.
Но Тамара уже спустила ноги на пол.
— Ой, неужели опять проспала! Девчата мне не простят.
— Да куда ты? — удивилась мать. — Еще и трамваи не ходят.
— У нас сбор, мама. Помоги мне собраться.
Мария Сергеевна, казалось уже привыкшая к самым неожиданным решениям дочери, на этот раз совершенно растерялась:
— Какой сбор? Ты, верно, приняла утро за вечер. Да знаешь ли, который сейчас час? Еще солнце не поднималось. Ложись в постель.
Но Тамара не хотела ничего слушать. Она торопливо одевалась, приговаривая:
— Не забыть бы, захватить бы…
Вышел из спальни Василий Степанович, осуждающе посмотрел на жену, на Тамару, пробасил недовольно:
— Это еще что за переполох? Подняли на ноги весь дом.
— У нас сбор, папочка, — умоляюще посмотрела на него Тамара и осеклась. Впервые она назвала его так, причем не просто папой, а ласкательно — папочка. Но никто, кроме нее самой, этого, кажется, не заметил. Василий Степанович продолжал все так же напыщенно:
— Какой сбор? Среди ночи? О чем только ваши учителя думают? В постель, в постель!
— При чем тут учителя! — воскликнула Тамара. — Мы сами проводим сбор, без всяких учителей, сами по себе.
Теперь уже удивился Василий Степанович:
— Ах, без учителей, сами по себе. Тогда тем более в постель. И никаких разговоров. Хватит нам с матерью твоих чудачеств. И, чтоб ты спала спокойно, я и дверь закрою, и ключ уберу. — Он прошел к входной двери и, щелкнув замком, вытащил и положил в карман пижамы ключ.
Тамара не ожидала, что так все обернется. Она надеялась уйти после Бориного звонка тихо, не разбудив никого в квартире. И теперь она не знала, как ей поступить. Не драться же с Василием Степановичем! И не отбирать у него силой ключ! Она метнулась было к двери, подергала ее за ручку, словно пробуя, надежен ли запор, потом отскочила к окну и выглянула на пустынную, едва очистившуюся от темноты улицу. И в это время снова зазвонил телефон. Мария Сергеевна приподняла трубку и резко бросила ее на рычажки.
— Ах так! — вскипела Тамара. — Я уже никто в доме. Я уже невольница. Хорошо же! Я поступлю так, как подобает поступать тому, кого лишают свободы!
В тумбочке у нее лежал старый пионерский горн, купленный когда-то ей в подарок отцом. Тамара схватила его и выскочила на балкон.