Выбрать главу

— Пересадите меня, пожалуйста, на другое место. Хоть на самое, на самое плохое. Я на все согласна.

У Ольги Федоровны вытянулось от удивления и без того худощавое, длинное лицо, а глаза округлились, как теннисные шарики.

— Что за каприз, Нина? — спросила она. — Ты меня удивляешь.

Но Нина не отходила и стояла на своем, хотя ее обращение к классному руководителю привлекло внимание любопытных, а их в каждом классе хватает, и около стола собралось с десяток учеников.

— Вовсе не каприз, — покраснев, ответила Нина. — Просто я не хочу сидеть с Сережей Нартиковым. Он мне все время в глаза смотрит.

— Глупости, — отмахнулась Ольга Федоровна. — Что это с вами происходит? То Тамара Белова с Борей Мухиным капризничали, то теперь ты с Сережей.

— Я не капризничаю! — крикнул я с места, торопясь поскорее собрать портфель. — По мне пусть сидит. Могу даже не обращать внимания.

Света Пажитнова прыснула в ладонь и выбежала из класса. Ольга Федоровна сочла за благо выпроводить в коридор и остальных ребят.

— Идите, идите! — подталкивала она наиболее неторопливых. — Дайте нам поговорить с Ниной.

Я вышел вместе с Борей Мухиным. Хотел спросить, чего они с Тамарой капризничали, но решил, что вопрос будет некстати. Не о них, обо мне сейчас разговор. И побежал вперед, будто бы спешу в буфет.

— Не переживай, — догнал меня и зашептал на самое ухо Боря. — Это она по глупости сболтнула. Все уладится.

Но ничего не уладилось. Уже на следующем уроке Нина пересела к Славику Перепелкину. А место рядом со мной заняла круглая, как мячик, Светка Пажитнова.

— На меня можешь смотреть сколько угодно, — смеясь, заявила она. — Не убегу. Мне даже нравится, когда на меня мальчишки смотрят.

Я отвернулся.

НАЕДИНЕ С СОБОЙ

Все-таки я выведал, о каких капризах Тамары и Бори говорила Ольга Федоровна. Действительно, пустяк. Взрослые всегда готовы из мухи слона изобразить. Просто они хотели на уроках сидеть вместе. Потому что Боря помогает Тамаре. Он сильный. И по математике и по физике. А у нее как раз тут пробел. Понятно, когда вместе сидишь на уроках, помогать легче. Тут же можно объяснить, если что неясно. Но Ольга Федоровна их не поняла. Посчитала просьбу за каприз. Конечно, я ее не осуждаю. Ей тоже с нами не легко. Сделаешь поблажку одним, и другие запросятся. И получится, как сейчас, после этого Нининого фокуса. Все вдруг захотели меняться местами. Директор приходил, уговаривал.

А Тамара и Боря иначе поступили. Стали оставаться после уроков. Конечно, им хорошо. У них дружба. А у нас с Ниной вражда. Хотя я против нее абсолютно ничего не имею. Настроение у меня все же испортилось. Боря сразу это подметил. И когда мы вышли из школы, сказал:

— Не печалься о своей Нине. Пойдем лучше с нами. Мы с Тамарой в кино собрались.

А я тогда еще и не печалился. Тем более о Нине. Просто скверно было на душе. И я согласился. Пошел с ними в кино. С тех пор и повелось. Куда они, туда и я. Дружба — водой не разольешь. Тамара — девчонка общительная, веселая. В художественной самодеятельности участвует. Два года в музыкальной школе училась. Еще до смерти отца. А Боря тоже на баяне пробует. Ну и я с ними за компанию: на гитаре стал играть. Нас так и прозвали — «музыкальное трио».

Все, кажется, наладилось. Только, с тех пор как Нина пересела от меня на другое место, порою после уроков или по вечерам, выполнив домашние задания, уходил я в старый парк, на берег озера. Там, в тишине, мне было лучше. Я понимал, что у Бори и Тамары свои разговоры, свои интересы, и старался не докучать им. В парке из ребят меня редко кто мог увидеть. Лишь отец знал об этом моем убежище. Закинув удочку, сидел я на одном месте, наблюдал и мечтал.

Осень стряхивала пожелтевшие листья с деревьев. По-разному расставались они со своим потускневшим, когда-то зеленым нарядом. Одни сбрасывали листья легко и свободно, словно те все лето были им в тягость, и теперь легкого ветерка достаточно, чтобы маленькие парашютики, как желтые мохнатые снежинки, посыпались на землю, устилая ее пушистым и шуршащим ковром. Такие деревья я относил к числу капризуль и недотрог, модниц, которые то и дело меняют наряды, и, чуть задержались в одном платьице, им уже и не по себе, они уже и печалятся и плачутся на свою судьбу. Ведь и люди встречаются такие. Вон взять хотя бы Светку Пажитнову. Каждый вечер вылетает на улицу в другом платьице, с новой косынкой на голове или с новой лентой в косах. И когда только успевает переодеваться да причесываться!