В милиции старшина спросил, здесь ли старший лейтенант Морозова Анастасия Ивановна. К нему вышла высокая, молодая женщина. Мягко сказала:
— А, старшина! Проходите.
Борю и Василия Степановича она пропустила в комнату, а меня остановила:
— Тебе чего, девочка?
Я попыталась объяснить свое появление:
— Он из нашей школы. Он ни в чем не виноват.
— Ну, посиди, — улыбнулась женщина. — Выясним.
Она усадила меня в коридоре на лавочку. Дверь в комнату осталась приоткрытой, и было слышно, о чем там говорят.
На вопрос, чей чемодан он нес и куда направлялся, Боря ответил:
— Мой. Домой шел.
— А где ты его взял?
— У Беловых.
— Так чей же он: твой или Беловых?
Анастасия Ивановна открыла чемодан.
— А откуда у тебя такие вещи? Может, все-таки не твой чемодан?
— Ну, не мой.
— А чей?
— Я же сказал: Беловых.
— Ты этого не говорил.
— Значит, забыл.
— Зачем же ты его взял?
Боря молчал.
— Зачем, спрашиваю, взял?
— Надо было, и взял, — потупясь, ответил он.
— Так же не делают: надо — взял.
— А как делают? — в голосе его слышалась обида. — Многое делают не так, как надо.
— Ты не преувеличивай. И не обобщай. Сейчас речь идет о тебе, о твоем поступке. И важно дать ему верное объяснение. От этого зависит многое. Может быть, и твоя судьба.
Анастасия Ивановна помедлила. И я представила, как она пристально вглядывается в стоявшего перед нею паренька, словно оценивая, что из себя он представляет, и решая, чем вызвать его на откровенный разговор. Вот она поймала на себе его сердитый, полный негодования взгляд и поняла, что ни слова правды от него сейчас не добьешься. Он переступил рубеж того мальчишеского упорства, когда, уверовав во что-то, парень будет стоять на своем, хоть грози ему всеми бедами мира, хоть умоляй. Трудный подросток. А я подумала: «Вот и Боря попал в трудные. Кто бы мог предугадать? Боря, который всегда возился с трудными, и не без успеха».
Анастасия Ивановна все еще пыталась добраться до истины:
— Вот ты сказал: чужой. Взял. Украл, что ли?
— Нет, зачем же так?
— Взял. С какой целью?
— Надо было — и взял, — снова повторил Боря.
В этом духе они проговорили еще с полчаса. Поняв, что у парня ничего не выяснишь, кроме этих общих, ничего не значащих, с готовностью произносимых признаний, Анастасия Ивановна решила отпустить его. Она протянула ему протокол.
— Распишись вот здесь, — попросила она.
— Вот здесь? — переспросил Боря и, взяв карандаш, вывел свою фамилию.
— Можешь идти.
— Что? — не понял он.
— Иди, — повторила Анастасия Ивановна.
— Куда? — впервые с искренним удивлением спросил Боря.
— Как куда? — не поняла его вопроса Анастасия Ивановна. — Куда тебе надо. Домой.
— А разве вы меня не арестуете?
— Нет, — сухо ответила Анастасия Ивановна. — Иди. Если нужно будет, я дам тебе знать.
Боря постоял еще немного в нерешительности, окинул взглядом комнату, посмотрел на продолжавшую что-то писать Анастасию Ивановну, повернулся и вышел. Протяжно скрипнула за ним дверь.
Он даже не взглянул на меня, хотя, конечно, давно заметил, что я шла за ним. Видно, в душе у него творилось такое, что было не до меня. Вскоре из комнаты вышел и Василий Степанович. Он нес свой чемодан.
Меня Анастасия Ивановна отпустила очень быстро. Я ведь и вовсе ничего не знала. Только твердила, что Боря хороший парень и не мог сделать ничего дурного. К тому же я и сама торопилась. Мне хотелось догнать Борю.
На улице все так же ярко светило солнце, звенела весенняя капель и падали с крыш последние сосульки, разбиваясь на кусочки. Боря с портфелем медленно шел по тротуару и не сталкивался с прохожими только потому, что все предусмотрительно обходили его. В руке уже не было чемодана, но он горбился, будто тяжесть давила на плечи и клонила к земле.
Куда он сейчас пойдет? Я пыталась ответить на этот вопрос за него. Где его ждут? И где ему обрадуются? В школе? Там уже никого нет. Но и завтра многие там только удивятся его появлению и будут обходить его стороной. К Беловым он сам не пойдет. Василий Степанович и на порог не пустит. Мария Сергеевна замахает в испуге руками: дескать, не время, не до тебя. Тамару он не захочет видеть. Ему стыдно перед ней. Дома, конечно, ждет мать. Но сможет ли она его понять? Она не станет его упрекать или ругать. Но будет тайно вздыхать. А это еще хуже.
Вскоре я заметила, что он идет по кругу. Улочками, переулочками — и опять выходит к тому же месту, откуда начал свой путь. Один круг, другой, и снова — около отделения милиции.