— Мама, ты же папку нашего хорошо знаешь. Он хитер. И, конечно, опытнее меня, поэтому всегда выбирает такой момент для подведения итогов, когда его, можно сказать, крыть нечем. Посмотри, какой портретище в газете поместили. Да еще слов разных высоких печатными буквами наставили. И лучший, и передовик, и все такое прочее. А у меня — вы сейчас же про родительское собрание вспоминать будете. Хотя того не знаете, что уважаемая Ольга Федоровна на родительских собраниях старается больше про промашки говорить. Хорошее-то от нас не уйдет, скажет, а вот послушайте, что наши сорванцы натворили. Какое ж тут соревнование? Я у папы на производственном собрании ни разу не был. Может, там тоже про недостатки высказываются.
Отец неожиданно взял мою сторону.
— Гляди-ко, — усмехнулся он. — Несмышленышем прикидывается, а дело говорит. Верно, на производственных совещаниях с нас крепко стружку снимают. Без этого нельзя. Друг дружку сами с наждачком протираем. Чтоб чище были. Иначе какие же мы инструментальщики, если ржавчину друг с друга вовремя не очистим? Оттого, между прочим, и первое место по заводу держим. Не даем никому застояться.
Он поднялся из-за стола, большой, сильный, и вдруг сказал такое, чего я вовсе и не ожидал:
— Давно надо было тебя на завод сводить. Да все откладывал: думал, пусть подрастет. А теперь вот, гляжу, не опоздал ли?
Я не помнил, с каких пор установились у меня с отцом такие добрые, сердечные отношения. Скорее всего, они такими были всегда. А может быть, с того памятного вечера, когда, придя с работы, отец посадил меня на широкое колено и стал рассказывать про завод, про мастерство токарей-инструментальщиков. И выходило, что нет на свете лучше и краше профессии токаря.
Мать налила нам по тарелке наваристых щей, и, склонившись над столом, отец хлебал деревянной ложкой щи и спрашивал:
— Куда же теперь твои ноги поворачиваются? Кем же ты решил стать? Или все еще раздумываешь?
Меньшой братишка Ефимка заерзал на стуле и, прожевывая кусок мяса, выпалил:
— Я уже решил. И с учительницей договорился. Она меня на космонавта учить будет.
Отец строго посмотрел на Ефимку из-под густых бровей и постукал ложкой по краю тарелки.
— Не вмешивайся, Ефимка, когда тебя не спрашивают. Поимей в виду: твой черед отвечать на этот вопрос еще впереди.
— Правда, Ефимушка, — вмешалась мать. — Ты никогда не дашь папе с Сережей как полагается поговорить. А Сереже ведь уже пятнадцать лет. Пора задуматься, куда себя определить. А у него, я вижу, все ветер в голове. Конечно, и побегать надо, и поиграть, разве мы против. Да ведь и путь себе выбирать надо. Разве трудно решить-то, Сережа? Мать у тебя слесарь-монтажник по приборам телефонной связи. Отец, опять же, токарь первой руки. Тебе уж другого пути нет.
Я чуть было не поперхнулся щами.
— А мне Виталий Витальевич говорил, что у меня склонность к математике.
— Все помешались на этой математике, — вздохнула мать.
Ефимка прыснул в ладонь, а отец сказал с некоторой даже обидой за свою профессию:
— И хорошо, что склонность к математике. Сейчас токарю или слесарю, скажем, разметчику да и лекальщику без математики не обойтись. Я вот в кружке по повышению квалификации занимаюсь, так мы там цельный вечер одни цифры пишем.
Чтоб не рассмеяться, я прикрыл рот ладонью. Потом проглотил ложку щей и сказал уже спокойно:
— Папа, так это же совсем другая математика. Наверное, даже не математика, а просто арифметика. А мы уже скоро за логарифмы возьмемся. Они вам и не снились.
Мать только руками всплеснула на такие речи.
— Что же ты отца-то обижаешь? — попыталась урезонить она меня. — Да к нему сам академик приходил. Просил точный прибор смастерить. У нас, говорит, специалисты, сколько ни бились, не могли такой прибор сделать. А твой батька с заданием справился. Да еще благодарность от начальства получил.
Отец довольно усмехнулся в усы, но все же остановил мать:
— Ты погоди, Никитична, хвастаться-то. И не враз все у меня вышло. А тоже пришлось недели две помучиться.
— А все-таки сделал! — стояла на своем мать.
— Сделать-то сделал, да вот, вижу, безбожно отстаем мы в науке от сыновей. И Ефимка такие задачки решает, о каких мы и не слыхивали в детские-то годы. А Сережка и вовсе скоро отца забьет ученостью своей. Нет, Сережа, — подытожил он, поднимаясь из-за стола. — Поведу я тебя все же на завод. Слово, оно, конечно, убеждает, а живое дело сильнее за сердце берет. Спасибо, мать, за хлеб-соль. Пойду отдохну немного, да и мне за свою математику надо садиться. Начальник цеха дал задание один расчет проверить.