– Гляди за ним в оба, – велел мне Война, показывая на бухгалтера, бредущего к деревьям. – Если он уйдет далеко, приведи его назад.
– А если они и на меня набросятся?
– Не бойся, – засмеялся он. – У тебя совсем другой запах.
Но повода для беспокойства уже не оказалось. Бухгалтер завалился на землю у края поляны, поверженный массированной атакой. А руководитель проекта, тщетно перекатившись несколько раз, остановилась у наших ног. Попытки сопротивления противника были сломлены, и муравьи одержали блистательную победу.
Они приступили к разделу военных трофеев, поровну распределяя добычу. Медленно, методично армия обдирала полоски кожи и жира, обнажая кровавые клубки мышц, обдирала мышцы, обнажая кости и внутренности, пожирала внутренности, обнажая скелет. Все кости были обглоданы дочиста. Осталось лишь несколько беспризорных клочков волос.
Наших клиентов опустошили, иссушили, выскоблили. От них остались каркасы, модели, чертежи. Воспоминания, отголоски, искаженные копии.
– Смотри-ка, – произнес Война, – а внутри они все одинаковые, к едрене фене. Значит, все их отличия не в сути. А в отделке.
В ответ меня вырвало. И снова этот жгучий, едкий, кислый запах… Полная опустошенность и желание умереть.
Уже второй раз за последние два дня.
* * *Безумное пиршество прекратилось. Фрагменты бурой массы стали расползаться. Некоторые муравьиные особи уже скрылись в лесу. Не успел я вытереть рот, как Война вручил мне небольшой коричневый пакет.
– Подбери сперва самых прытких.
Смерть двинулся к левому краю поляны, я – к правому. Война подчищал центр, перешагнув по ходу свежий скелет руководителя проекта. Его техника собирательства заключалась в том, чтобы сгрести как можно больше муравьев своими ручищами и высыпать в пакет. Смерть выдергивал их из травы поодиночке, улыбался каждому перед отправкой в пакет, после чего снова мрачнел. Я вооружился обоими методами, но сгребал, только когда был уверен, что мою воскрешенную плоть не отъедят от моих воскрешенных костей. Это была тяжелая и утомительная работа. Сбор десяти тысяч юрких насекомых любому покажется изнуряющим трудом, а покойнику и подавно.
Через десять минут ползания под палящим солнцем я присел у головы бывшего бухгалтера и положил руку на его оскаленный череп.
Смерть шел ко мне с усталой улыбкой. Он продолжал подбирать муравьев, словно лесные ягоды, и разговаривать с ними. Сев рядом, он приобнял меня за плечи.
– Отдыхаешь?
Я кивнул.
– Отдыхай.
– Почему нужно собрать их всех?
Он улыбнулся.
– Каждый муравей несет в себе маленький фрагмент тел наших клиентов, поэтому важно подобрать всех до единого. В каждом из них часть целого. Миниатюрный слепок. Вместе они образуют систему закодированных сообщений, которые стыкуются, словно части мозаики. Из этих посланий при необходимости можно воссоздать разобранную пару.
– Но даже если подобрать всех муравьев, как извлечь из них то, что они съели?
– Микрохирургия, – ответил он.
Я вернулся к операции по сбору, обползая полянку вокруг и выискивая беглецов. Остановился у скелета женщины и заглянул в безжизненные лунки черепа. Ее голова была совершенно пуста, словно ковш на дне высохшего колодца, ее неподвижные, изгрызенные в бою кости медленно высыхали на солнце. Опустившись на колени, я погладил ее по макушке. Из уголка оскаленного рта выполз солдат муравьиной армии и засеменил по скуле. Ухватив его, я какое-то время смотрел, как он беспомощно извивается, затем раздавил большим и указательным пальцами.
– Сколько уже собрал? – спросил Война у Смерти.
– Наверное, тысячи полторы. А ты?
– Около семи тысяч, – ответил Война и обернулся ко мне: – Сколько?
– Не знаю, – я заглянул в пакет и покачал головой.
– Ну-ка дай.
Он выхватил пакет, внимательно изучил содержимое и огласил свой вердикт:
– Сотни три-четыре, не больше. – Он недобро улыбался, с темных кудрей капал пот и стекал по красным щекам. – Но, по крайней мере, все они живы.
Он высыпал этих муравьев в свой пакет, а мой вернул.
С этого момента я давил каждого муравья, которого находил.
Солнце стало клониться к закату. Тени деревьев наползли на поляну, повеяло легкой прохладой. Я находил муравьев все реже и реже. Пакет Войны весь раздулся от собранной живности.
В голове роились воспоминания, неуловимые, непостижимые образы. Я не знал, относились они к моему прошлому или к тому, что меня ожидает в будущем. Эми, Люси, решение, которое надо принять, загробное существование – все вертелось так стремительно, что сосредоточиться на чем-то одном, выделить его из хаоса было совершенно невозможно. Эти яркие мелькающие насекомые никак не давались мне в руки.
– Ну что, всех собрали? – спросил Смерть, высыпая своих муравьев в пакет Войны.
Война встряхнул пакет и посмотрел в мою сторону:
– Сколько?
– Четыре.
– Где-то двадцати не хватает… На одно ухо. Не стоит из-за этого морочиться.
Я вручил ему собранных муравьев, не сказав, что всех раздавил.
Когда мы покидали полянку, Смерть внезапно остановился и жестом попросил нас подождать. Опустившись на колени, он что-то подобрал в траве, внимательно изучил и вернул на место.
– Что, еще один? – полюбопытствовал Война.
– Нет, – ответил Смерть.
Окно на крыше
– В соседнем здании должен быть аварийный люк. Несколько ярдов по крыше, не больше. Прошу тебя, иди.
Времени на раздумья или протест у меня в любом случае не осталось. Через пару секунд Ральф будет у двери. Поэтому я поспешил в круглую башню, смахнул со стеллажа пару рядов кассет с порнофильмами и, удостоверившись, что тот стоит прочно, стал на него взбираться.
– Быстрее. Он совсем охренел.
Пока я карабкался, мозг отказался думать на практические темы вроде: а вдруг мне не удастся спастись? Или – как я буду лезть по крыше? Или – неужели головокружение лучше оскорблений и побоев? Вместо этого он меня известил, что данное ругательство из уст Эми я слышу впервые.
Забравшись на верхнюю полку, я оглядел потолочный люк – два квадратных окна, образующих прямоугольник в человеческий рост. Задвижка – вне досягаемости, но не успел я попросить Эми о помощи, как она сама подбежала с длинным деревянным шестом и надавила им на раму.
Люк приоткрылся дюйма на три. Я попытался расширить зазор, но латунные петли не поддавались.
Из передней донеслись глухие удары в дверь.
Оставался один выход – разбить стекло. Ухватившись за верхнюю полку левой рукой, я двинул правой по стеклу, натянув для защиты рукав. Первый удар оказался недостаточно сильным. Второй раз я промахнулся и стукнул по косому потолку, едва не потеряв равновесие. Эми поняла, что я хочу сделать, и тоже попробовала разбить нижнее окно. Стекло треснуло. Она громко выругалась и ударила сильнее. Стекло разлетелось вдребезги.
Рефлекторно отвернувшись, я успел уберечь лицо. Между грохотом разбитого окна и легким хрустом осколков, упавших на ковер, на миг повисла нереальная тишина. В ответ послышались мощные удары кулака в дверь, тот же отборный мат и угрозы, что я записал на микрокассету, лежавшую в камере хранения вокзала.
Дождь падал в черную дыру с острыми краями. Эми слабо улыбнулась мне и направилась к двери. Под ее туфлями потрескивало стекло.
Я вытащил оставшиеся стекла, расчистив себе путь к спасению: деревянную раму площадью два квадратных фута. Руку начало саднить. На тыльной стороне я обнаружил с дюжину мелких порезов и несколько более глубоких ран, из которых торчали осколки. Рукав рубашки был разорван и заляпан кровью. Мелким осколкам я не придал значения и занялся самым крупным, впившимся в запястье. Как только я его извлек, из раны к локтю поползла алая струйка, зловещая в лунном свете. При виде крови мне стало дурно, но я заставил себя не смотреть. Я привстал, продвинулся немного вперед, потянулся к мокрому темному небу и ухватился за оконную раму. От дождя потеки крови превратились в бледно-розовые ручейки, которые закапали на ковер. Но меня куда больше пугал хлеставший в лицо ливень. Я придвинулся еще ближе к раме и просунул в нее голову.