Миранда горела негодованием из-за того, что посторонний человек вторгся в ее частную жизнь. «Вот мне награда, — говорила она себе, — за то, что я рисковала собственной репутацией ради такого человека». Однако винить надо лишь себя, думала мисс Трой. Она сразу же поняла, что это за человек. То, что он сунул свой нос в ее дневник, для него естественно. Она бы ничуть не удивилась, если бы он залез к ней в гардероб, чтобы пересчитать ее чулки, нижние сорочки и корсеты.
Со своей стороны, мистер Гастингс пришел в восторг от благородного негодования мисс Трой. Даже когда она убивала, испепеляла его огнем своих глаз, сдерживая гнев, она была прекрасна. Ее сила притягивала к себе мистера Гастингса, делала ее еще более соблазнительной. Он не часто сожалел о своих поступках, не каялся и сейчас, что заглянул в ее дневник, однако сожалел о том, что расстроил ее.
Мисс Трой подошла и выхватила дневник у него из рук.
— Насколько я понимаю, вы вполне оправились, — дрожащим голосом произнесла она.
Она подошла к канапе, но не села на него, только посмотрела в окно.
— Я полагаю, вы достаточно здоровы для того, чтобы уйти, — сказала она.
Мистер Гастингс увидел, что если накануне вечером он лишь обидел ее, то теперь причинил настоящую боль.
— Я не могу уйти, — возразил мистер Гастингс, — пока не объяснюсь.
Миранда вспыхнула.
— Не трудитесь. Нет никаких оправданий тому, что вы заглянули в дневник постороннего человека.
— Я не намерен оправдаться, я хочу всего лишь объясниться.
— От вас не требуется объяснений, прошу вас, уйдите.
Подбородок мистера Гастингса затвердел. Подойдя к ней, он вперился в нее своими серыми глазами и при этом, к ее ужасу, стащил с себя галстук. Затем, взяв у нее дневник, он перевязал его галстуком большими, нелепыми узлами.
— Ваш дневник защищен от меня навечно, — объявил он.
Миранда возмущенно отвернулась от него, однако мистер Гастингс схватил ее за руку и заставил вновь повернуться к себе лицом.
— От удара в голову у меня нарушилось зрение. Когда я очнулся, то захотел проверить себя. Я решил попытаться почитать что-нибудь; мне было почти все равно, что именно.
— Понимаю, и под руку подвернулся мой дневник, случайно. Таково ваше объяснение.
— Не совсем. Это всего лишь первая часть. Как только я понял, что действительно могу читать, видеть то, что написано на странице, я заметил ваш дневник и, желая узнать о вас побольше, прочитал его.
— Значит, вы читали его сознательно!
— Да, сознательно, но вы с радостью узнаете о том, что я тут же пожалел об этом. Я упомянут там у вас самым оскорбительным образом.
— Я вообще о вас там почти не упоминала!
— Что еще оскорбительней.
— Не могу представить, что показалось вам там оскорблением?
— Вы сожалеете о том, что вам придется встречаться со мной и улыбаться.
Он обрадовался, увидев, что Миранда побледнела.
— Не знаю, можете ли вы представить, как я был раздражен, узнав, что вы испытывали ко мне такие же чувства, как и я к вам. Я-то льстил себя мыслью, что вы желаете не только познакомиться со мной, но и выйти за меня замуж. Читая ваш дневник, я, к своей досаде, открыл, что совершил ошибку.
Миранда посмотрела на мистера Гастингса, несколько смягчившись от такого признания и от той прямоты, с которой оно было сделано, но не желая, чтобы он заметил это.
— Хотя я не прочитал ничего, что делало бы мне честь, — продолжал мистер Гастингс, — я узнал многое, что делает честь вам.
— Не понимаю, что именно. В дневнике всего лишь содержатся записи с моими замечаниями относительно пейзажного садоводства.
— Ваши замечания подтверждают выводы, которые я уже сделал в отношении вас, а именно: что вас едва ли может поколебать мнение других людей. У вас имеются собственные представления и отвага, чтобы действовать в соответствии с ними.