Выбрать главу

— Такого, Поля, ты встретить не могла. Путаешь с машинной вышивкой — пяток кривых и косых лепестков. А тут гладь ручная, любовная. Моя лучшая подруга колдунья, ей-Богу. Это ее знак, символ отношения ко мне. Она и свои карманы расшила. Она книжку по магии читала, говорит, все-все это с рождения умеет, ей даже заклинания не нужны, как-то сами собой люди и предметы подчиняются ее воле. Она общается с космосом, избавляет от сглаза и порчи.

Кого, как не Инну, морочить возжаждавшему власти ничтожеству? Бум, когда экстрасенсорные способности превращали в профессию, миновал, рынок насыщен, конкуренция высока, деньги делают деньги, новичку пробиться почти невозможно. Но поначалу шума было столько, так рьяно запугивали свихивающихся от нищеты людей, так превозносили свою избранность, что образовалась плотная толпа дилетантов, подражателей, имитаторов. Убожества с претензиями на могущество, не способные, однако, вызубрить и коротенький заговор. У них недостает ни интеллекта, ни фантазии представить себе мучительность настоящего транса, непрошенность видений и голосов, тягостность ощущения себя передатчиком. Иначе они бы хоть поиграли в ученичество. Да только те, кто позволил себе зависеть от доморощенных ведьм, глотку перегрызут за дурное слово о них. А в сущности, за собственную ущербность, потому что подсознательно все отличают фальшивку от оригинала. Поэтому диалога у нас с Инной не выйдет.

— Поля, тебе не интересно?

— Прости, Инна, я отвлеклась.

— Вам бы познакомиться. Ты, наверное, это мифом считаешь, а зря. У нее был любимый человек, очень богатый. Она его не привораживала, им для себя ничего нельзя. Он сам аппетит и сон потерял. Но ведь магия делится на черную и белую.

Точно. И маги делятся на вечных детей-выдумщиков, шизофреников и мошенников. Последние — самые симпатичные.

— Однажды моя белая подруга вернулась домой в неурочный час и застала его с другой женщиной. Ее будто обожгло: черная гадина, посланная через слабого мужчину уничтожить чистоту. Она подумала: «Бог да восстановит справедливость». И покинула его. Ей опять встретился человек, но она тосковала по первому возлюбленному. Ее тоска растревожила Вселенную, привела в движение петли спирали эволюции…

— Петли чего?

— Спирали эволюции. И тут второй мужчина высмеял ее дар. Чувствуешь? Они были парой с той разлучницей.

Я чувствовала потребность в квалифицированной медицинской помощи посредством изоляции от разошедшейся Инны. А ее было не остановить:

— Она снова кротко подумала: «Бог да восстановит справедливость». А вскоре черные женщина и мужчина умерли.

Полина, только молчи. Подруги живут душа в душу. Одна сочиняет и разыгрывает ужастики, другая внимает и сопереживает. Они обе недоразвиты — культурно, морально, эмоционально, духовно, религиозно. Они никогда не были счастливы и испытывают болезненную потребность в чудесах. И они уже задумывались о смерти. Это чудовищная реакция поверивших в свою конечность людей. Они свыкнутся. С возрастом начнут иссякать гормоны и нервные клетки, уменьшится приток крови к мозгу. Им станет легче.

— Поля?

— Инна, это потрясающая история. Позволь мне перетрястись наедине с собой.

— Ой, как на тебя подействовало. Ладно, я пойду.

Когда за Инной закрылась дверь, я самозабвенно исполнила романс про хризантемы, на разные голоса повыла строчку из детской страшилки: «Отдайте эту синюю перчатку», и наконец, выкрикнув общеизвестную приворотную формулу: «Банька моя, я твой тазик», схватила кошелек и выскочила из комнаты. Дедуля, плотник, надеюсь, ты пунктуален. Мне просто необходимо срочно что-нибудь купить.

Меня нельзя испытывать на прочность слишком настойчиво. Потому что, когда нажим ослабевает, я проявляю склонность к экстравагантным поступкам. Вот и теперь, раздвинув зевак и сварливо сообщив им: «Еще в двенадцать дня договаривались с мастером», — я кивнула на старикову тачку с обработанными корягами и выговорила ахинею:

— Беру все для музея народного творчества.

Дед прослезился и попытался премировать меня набором бесплатных сучков. Но я осталась непреклонной и расплатилась сполна.

— Молодые люди, три экспоната на троих унесете? — спросила я то ли любопытствующих, то ли присматривающих за дедом лжестроителей.

Они взяли приобретения и доставили в мой номер.

— Благодарю вас.

— А поцеловать? — распоясался самый мелкий и косолапый возле моей двери.

— Я похожа на корову из анекдота? Вы на ветеринара мало смахиваете.

Их не стало.

До ужина я провалялась на полу, гладя свои сокровища. Пепельницу окружили кикиморы. Одна спустила в нее босые тонкие ножки, другая прилегла на бок и подмигивала, а третья спряталась за высокий край и грозила курильщикам узловатым пальцем. Улыбчивый лесовик нес на толстой, в складочках жира спине луну — спертый из сторожки матовый плафон с лампочкой внутри. А в космах некоего сурового, но хитрого создания запутались круглые зеркальца. Такие давным-давно вкладывали в каждую женскую сумочку, и я неделями образцово себя вела, чтобы завладеть набором — кошелек и зеркало. Моя мама часто меняла аксессуары. Сволочи, воры и убийцы, да вы же мизинца старика не стоите. Да от этих корней и после гибели проку больше, чем от вас при жизни. Да я не знаю, что делать… В дверь заколотили ногами. Я распахнула ее настежь и увидела Пашу.

— Вечер добрый, сестренка. Я тебе покушать организовал.

— Шеф-повар?

— Не повар, но шеф. Ты ужин-то похерила со своими корягами.

Дура я. Пашины ребята не в состоянии оценить коряжий порыв, и мое отсутствие в столовой их предводителя насторожило.

— Спасибо, братишка, заходи.

Я усадила его на линолеум. Ткнула в первый попавшийся деревянный выступ:

— Паша, ты сообразительный, у тебя есть вкус. Это нос или бровь?

Через пятнадцать минут он пополз к выходу. Я поймала его за ботинок с целью продолжить идентификацию коряг с Аристотелем, королем Георгом Пятым и Гитлером.

— Поля, дед не просыхает, он тебе мозги запудрил, чтобы толкнуть эти ветки и надраться. Поля, я сейчас за Валериком сгоняю, он парень начитанный, сразу всех признает.

— Пусть твой Валерик ко мне не приближается.

— Я передам.

Вот и Паши не стало. Какие они метеористые. Я составила деревянные скульптуры на стол и — гулять так гулять — навестила старика в сторожке. Разумеется, в окно посмотрела. Он что-то строгал несуразным, обмотанным изолентой ножом. Бутылка водки напротив была пуста всего на четверть.

Я вернулась к санаторию, обогнула его и перепрыгнула за ограду на чужую землю. Безумная, согласна, идея по звуку найти родник вела меня. Было уже темно, и вода напевала себе колыбельную. Все стремящееся к покою музыкально. От избушки над ключом были четко видны электрические ориентиры санатория «Березовая роща». Как он мне надоел. И в нем обитала совершенно средневековая Инна.

Я покурила, подумала обо всем и ни о чем и вынуждена была признать, что днем мне здесь было лучше. Октябрьская листва — постель неуютная. Предстояло подниматься, брести на свет, укладываться спать. Если удастся. А удастся ли, если, например, при входе на вас потянуло сквозняком, хотя балкон вы заперли? Если коренастая тень метнулась за выступ кирпичной стены? Что, Крайнев не выдержал пыток и выдал меня как сообщницу? Паша обнаружил сенсационную связь между Аристотелем, Георгом Пятым и Гитлером и явился проверить свои догадки по моим корягам? Измайлов вспомнил, что в пионерском лагере бывает родительский день и нагрянул? Все, хватит с меня приключений. Не всей же бригадой Балерины обидчики топчут балкон. А одному я сейчас шишку на башке построю, закачается. Яростно хлопнув дверью, я взбила покрывало и одеяло на кровати и шмыгнула в укромность между шкафом и стулом. Когда я приподняла голову, мужчина склонился над комом постельного белья. Тот момент. Я схватила стул обеими руками, подскочила и со всей дури врезала ему. А дури во мне скопилось немеренное количество.

Как я оказалась на лопатках, анализу не поддается. Удерживая меня колом локтя, ночной гость шарил по тумбочке, пока не нащупал лампу. Если он нанесет мне ответный удар по лбу этой штуковиной, я пропала. Тащить в процедурный кабинет будет незачем. Однако он просто засветил возможное орудие убийства.