Со стороны выгляжу, как форменная идиотка, но ничего сделать не могу. Если отложу в сторону красную папку, то явлю миру не менее красную физиономию.
В ушах гул стоит, я даже не понимаю, о чем идет речь, что они там обсуждают. Хочется сбежать, привести в порядок расшалившиеся нервы.
Дышится с трудом. Каждый вдох теплой волной к низу живота опускается.
Чёрт! Да, уйдет ли он отсюда? Сколько можно? Меня сейчас кондратия хватит!
Рядом со мной раздается уверенное:
— Кх-кх.
В груди екает. Сильно, колюче, растекаясь огнем по коже.
Что ему надо? Что ему от меня надо???
Делаю вид, что не слышу, только папку сильнее сжимаю, так что пальцы сводит. Может он не ко мне? Может, просто в горле першит?
— Анжелика Владимировна, — голос звучит так близко, что мурашки по коже. Только тело парализует и немота нападает. А так все нормально, все здорово.
Папку держу. Не сдаюсь, это последний рубеж, не дающий оказаться лицом к лицу к своему позору.
Сейчас Женя поймет, что я — девушка серьезная, занятая и отстанет.
Как бы не так.
Одним пальцем цепляется за край папочки и тянет на себя. Ступор не проходит, поэтому единственное, что могу сделать — это моргать. Медленно, упорно.
Смотрю на Евгения, а во рту сухо.
Грозовые глаза так близко, что понять их выражения не могу.
Сердится? Ждет чего-то?
Вопросительно поднимает брови, и я понимаю, что до этого он мне что-то говорил и теперь ждет ответа. А я все прослушала.
— Понятно, — хмыкает он, — в общем, через пятнадцать минут жду внизу.
Не то пищу, не то сиплю, чувствуя себя маленькой бестолковой девочкой, и папку на себя дергаю так, что его палец соскальзывает, позволяя моему укрытию вернуться на своё место. Правда резковато, и в итоге — красной папкой по лбу “шлеп”. Звонко так, задорно, чтобы все услышали.
— М-м-м, — Позорище! Зажмуриваюсь, мечтая провалиться сквозь землю.
— Лика! Пятнадцать минут. Не забудь, — еще раз вторит Майоров и уходит, а я так и сижу, не шевелясь, прикрыв лицо злосчастными документами, и пытаясь притвориться ветошью.
Вот я встряла!
Все уволюсь к чертовой бабушке! Вот прямо сейчас. Напишу заявление и сбегу. И даже двух недель не стану отрабатывать, на больничный уйду, нервы лечить. Что угодно, лишь бы выкарабкаться из этого позорного болота.
Что теперь подумает Варька, ставшая свидетельницей такого двусмысленного разговора? Вдруг догадается…
Медленно приспускаю укрытие до уровня глаз, чтобы осмотреться, и тут же обратно. Потому что Варвара стоит прямо у моего стола, сложив руки на груди, и смотрит на меня исподлобья, явно ожидая пояснений.
Да, блин.
Прятаться дальше смысла нет, только хуже сделаю, поэтому с тяжким вздохом закрываю папку, кладу ее перед собой и готовлюсь к неприятному разговору.
— Ты с ним спала! — не спрашивает, утверждает начальница, не отрывая от меня пронзительного взгляда.
Ее прямолинейность сбивает последние кирпичики самообладания. С обреченным стоном утыкаюсь в ладони, ощущая себя так, будто стою голая на площади, заполненной людьми.
— Ну, ты даешь, Бурова, — усмехается Варька, — не ожидала от тебя такого.
— Я тоже не ожидала… такого… от себя, — мычу, качая головой.
— Решила все-таки последовать моему совету и завести мужика для поднятия самооценки? Не хилый такой выбор, я тебе скажу. Долго на Майорова охотилась?
— Даже не думала. Оно само получилось, — бубню себе под нос, прекрасно понимая, как нелепо звучит.
— Вот прямо само, — докапывается начальница.
— Да. Мы пошли с подругой отдыхать, а там он. Ну и… — развожу руками.
— Понятно, — темные глаза озорно сверкают, — оторвалась девочка.
— Не то слово, — снова заливаюсь румянцем.
— Что краснеем-то, как девица не целованная?
— Стыдно.
— Стыдно? — удивленно вскидывает брови Варька.
— Во-первых, Женя… Евгений Николаевич — коллега, начальник. А, во-вторых, я вообще-то замужем, — напоминаю ей.
— Замужем? — едко уточняет начальница. — За хмырем который тебе изменяет? За тем самым, из-за которого в прошлый раз ты сидела в туалете и сопли жевала? Да-а-а, тут есть чего стыдиться, — улыбается Варя. У нее все просто. Мне иногда кажется, что она — не девушка, а спрятанный в женском теле мужик, который не особо обременяется моральными заморочками. Интересно, как она такой стала? Это кто же ее так перекрутил, переломал, превратив в циничное, хладнокровное создание?