Они поселились у матери Линка. Своего дома у них не было. Мать собиралась переехать, но так и не переехала. С сыном она была не слишком ласкова, да и сын не особенно любил мать. Мать решила сразу приструнить невестку. Когда вспыхивали ссоры, Линк заступался за жену, выгораживал ее. Он ругал мать последними словами. Юная Элли внимательно слушала. Она боялась, что когда-нибудь он и с ней будет так же обращаться. Когда она ему об этом сказала, он буркнул: «Чего ты мелешь?» Когда жалованье мужа сократили и он разрешил ей стричь на дому клиенток, она осмелела и тоже перестала церемониться со свекровью. Теперь по будням она занималась домашними делами и вела хозяйство; только в выходные дни, когда она подрабатывала в лавке, свекровь могла развернуться.
А потом Линк стал все чаще уходить из дома по вечерам, бывало он пропадал несколько вечеров подряд, а брошенная жена сидела дома и жаловалась на то, что он о ней и думать забыл; ему ничем не угодишь. Он вынудил ее выйти за него замуж. Что же произошло?
Его растила мать, которая только и делала, что работала и сердилась. Ему хотелось жить иначе. Но его кудрявая бесшабашная женушка была к нему совершенно равнодушна, она нисколько не изменилась, все так же капризничала, была то одной, то другой. Порой она сама льнула к нему, порой вообще его не замечала. Она не могла взять в толк: что же он за человек? Он был неотесанный мужлан, ему нравилось называть себя работягой. Ему казалось, что он сможет завладеть ею целиком, сблизившись с ней физически.
Прежде она часто сходилась с мужчинами. Теперь к ней приставал мужчина от которого она не могла отделаться ни в шутку, ни всерьез, когда все это начинало ей надоедать. Он требовал своего. Он был ее мужем и имел на нее право, и физическая близость не доставляла ей никакого удовольствия. Она просто молча терпела. Она приходила и какое-то возбуждение, но в этом не было ничего приятного. Она принуждала себя отдаваться мужу, поскольку знала, что так положено, но сама предпочла бы, чтобы этого не было. Она испытывала облегчение, когда, наконец, оставалась в постели одна.
Линк женился на хорошенькой молодой женщине. Ему повезло — она досталась ему. Теперь он себя проклинал. Что же случилось? Она зашла слишком далеко со своим ребячеством, она его не любила. Он мог обхаживать ее целый день, да и тогда она частенько вела себя дурно, но в его объятиях она вообще лежала как мертвая. Он злился на нее. Она не менялась, и он потерял покой. Сколько бы он ни нежничал с ней, как с куклой, едва он хотел взять ее, чтобы овладеть ею целиком, она от него отстранялась, становилась неприступной.
Она замечала, что он недоволен. Это доставляло ей радость. Вызывало злорадство. Ну и пусть, лишь бы он от нее отвязался. А потом она снова чувствовала себя его женой, старалась относиться к нему иначе, но у нее ничего не получалось. Она догадывалась, что делает все не так, и это ее пугало. Эта мысль свербела у нее в голове, часто заставляла уступать ему. Но от этого она только яснее чувствовала: мне это противно. А после на нее накатывала тошнота.
По вечерам он уходил на свои собрания. Чем больше шума и чем радикальней настрой, тем лучше. Его изводила одна мысль — это было давнее ужасное ощущение ущербности: я для нее недостаточно хорош, она слишком задается. Но тут у него вставали дыбом волосы: уж я-то сумею ее укротить. Больше всего его бесило то, что она была холодна в постели.
Когда отношения у них разладились, она упала в его глазах. Он был разочарован, женитьба обманула его ожидания: тому, другому сильному человеку, который таился в его душе, Элли не принесла радости, не вдохнула в него новую жизнь. Она не дала ему проявить любовь и нежную заботу, которую он ощущал с ней на первых порах и из-за которой решил на ней жениться. Это было разочарование сродни тому, какое испытала она, когда почувствовала, что он не тот серьезный мужчина, которому она могла бы подчиниться. Он ругался, устраивал скандалы, но легче ему от этого не становилось. И тогда он решил бороться. На кону была вся его жизнь. Он не хотел сдаваться Элли без боя. Сперва он стал мстить ей за прежние обиды: распоясался, кричал на нее по пустякам. На какое-то время месть принесла облегчение, почти примирила его с ней. Шла первая половина 1921 года. Они были женаты всего несколько месяцев. Ему хотелось быть с ней, со своей хорошенькой и веселой Элли; в его глазах она еще сохраняла былую прелесть, которая напоминала ему о прежних временах. Он не хотел это терять. Он не хотел терять ее. Он хотел ее любить. Он ступил на скользкую дорожку.
Он сам не знал, почему вышло так, что он стал с ней разнузданным в постели, хотя внутри него все противилось этому. То, что он заставлял ее делать, было грубым, диким, необычным. Обоих это здорово встряхнуло; его словно подменили. Он не мог противиться этой разрушительной силе. Только потом он осознал, что так он обращался прежде со случайными подругами, но теперь в этом было больше пыла, больше страсти. Он хотел потопить свое горе в этой вакханалии. Он хотел наказать Элли, унизить ее, принуждая делать именно то, чем она его обделяла. Ей это не нравится, тем лучше; ее отвращение возбуждало его еще больше, только усиливало влечение. Он входил в раж от ярости. Но в глубине души его ни на минуту не покидало и другое чувство: теперь, когда он перестал скрывать от нее свои старые непотребные привычки, он снова оказался в ее власти. Он обнажил перед ней все свое нутро. Теперь он заставит ее это принять. Принять его. Уважить его. Раз не вышло иначе, пусть будет так.