— Вот и именно, что очень.
Кира не возражала. Выглядел старик молодцом; ясные глаза с тем особым, хорошим блеском, что говорит о жадности к жизни.
— Один я теперь живу?
— Абсолютно один.
— А хорошо ли одному то на старости лет?
— На что хуже…
Он рассказал о своем сыне. Паренек едва успел окончить десятилетку, как нагрянула война. Они жили вдвоем: отец и сын. Жена Николая Поликарповича умерла, когда ребенку не было и двух лет. Он сам растил сына. Он и думать не хотел о разлуке. Вместе с сыном пошел в военкомат.
— Возраст у вас никак не подходит, товарищ, — сказал военком. — К тому же вы незаменимый специалист, работы здесь хватит, с лихвой. Не огорчайтесь.
Старик остался на заводе. Завод осваивал новую, непривычную продукцию. Затаив обиду, глубоко спрятав свое отцовское горе, Николай Поликарпович с остервенением взялся за работу.
— Весь завод перевернули, но до дела дошли. Стали фронтовикам подарочки слать. Одно было плохо — рабочих нехватало. А я, признаюсь, недооценивал тогда женщин, — улыбнулся Николай Поликарпович.
Он постеснялся рассказать Кире, как скептически отнесся в свое время к появлению девушек в токарном цехе. Потом старик, правда, поверил, что некоторые наиболее смышленые девчата могут, пожалуй, постичь токарное искусство, хотя за мужчинами им все же не угнаться. Но теперь он рад был, что так здорово ошибся. Что же они стали бы делать, когда мужчинам пришлось взяться за военное ремесло, замок на завод вешать? Механики от примусов, как сердито называл раньше мастер своих учениц, становились, к его удивлению, толковыми токарями, фрезеровщицами, строгальщицами.
— А ведь им, пожалуй, труднее, чем нашему брату, — признался Кире старик. — И силы не те, и ребятня дома, заботушка. А они у нас многие в одном доме живут, так, слышно, дежурства какие-то устроили. Бабки, которые не работают, детишек няньчат. Директор этим бабкам уже премию посылал. В яслях у нас тесно, вот токарихи мои сами до всего и доходят…
Кира сидела перед старым мастером, и вся ее фигура от кончиков маленьких валенок до забавного завитка на макушке, выражала глубочайшее внимание.
Она решила обязательно побывать на заводе у Николая Поликарповича.
Спала Кира недолго, но по-детски крепко. Проснулась она, когда было уже совсем светло. Николай Поликарпович приготовил селедку, уложил ее честь по чести на чистой бумаге и терпеливо ждал пробуждения спутницы. Вчерашняя беседа сроднила его с этой молодой женщиной. Правда, она произнесла за весь вечер только несколько слов, но как она слушала!
Старик заметил, что Кира раскрыла глаза, и улыбнулся ей. Поезд бежал вдоль густых хвойных, разукрашенных инеем лесов.
— К Свердловску подъезжаем, — сообщил Кире Николай Поликарпович, — живее умывайтесь, завтракать надо.
На вокзале они распрощались. Кира, пообещав спутнику запомнить номер завода, где он работал, пошла в камеру хранения сдавать чемодан.
У нее была привычка: приехав в незнакомый город, обязательно побродить по улицам.
День был морозный, дул сильный, резкий ветер. Но Кира не изменила своей привычке.
Ей понравились заснеженные, прямые улицы. Она видела много новых домов — больших, светлооконных. Она с интересом рассматривала дряхленькие, но стильные деревянные домики, с пестрыми резными украшениями. Безмолвные, они рассказывали о прошлом города. Ее увлекли надписи мемориальных досок: немало домов гордо, как орден, носили такие знаки своего активного участия в истории. Любимый образ Якова Свердлова встал перед ней. Его кипучий нрав жил в этом уральском городе — в трудолюбивых заводах, в высоко реющих самолетах, в танках, торопящихся на фронт, в людях, что непрерывным потоком шлют фронту добротное оружие.
Укутанные по самые глаза ребятишки копошились на бульварах. Кира вспомнила о подруге и ее сыновьях, своих любимцах, Диме и Мишуке. Особенно дорог был ей трехлетний симпатяга Мишук: беловолосый крепыш с аппетитными ямочками на коленках. Он со счастливым изумлением смотрел на окружающие его предметы, улыбался знакомым и незнакомым людям и весь день деятельно возился с чем-нибудь, неугомонно топоча по квартире…
С секретарем городского комитета партии Кира беседовала долго и обстоятельно. Он посоветовал для начала посетить завод номер… Кира обрадовалась: Николай Поликарпович называл тот же номер.
Наступали ранние зимние сумерки. День выдался ветреный, но ясный, сумерки были прозрачными, голубыми. Голубым пуховым платком покрыл снег покатую крышу заводского корпуса. Маленький, крикливый паровозик, похожий на одноглазую зверушку, бежал по узким рельсам.