— Только не вздумайте сказать ему об этом. Он считает, они опошлили его труд.
— Вы тоже так думаете?
Я? Разве то, что я думаю, имеет какое-нибудь значение?
— Я думаю, это было достаточно жизненно, — говорит Энджел с ноткой беззлобного юмора. Она садится в постели.
— Лежите, — велит он. — И относитесь ко всему проще. У вас большой дом. Вам кто-нибудь помогает? Или у вас нет денег на прислугу?
— Дело в другом. Просто почему какая-нибудь другая женщина должна выполнять за меня грязную работу?
— Потому что, быть может, ей это понравится, а вы в положении, и, если у вас достаточно денег, зачем отказываться от помощи?
— Затем, что Эдвард не терпит в доме чужих. И потом — на что же тогда я? Я и сама могу следить за порядком, как, впрочем, и делать все остальное.
— Вы здесь совсем оторваны от мира, — продолжает он. — Вы водите машину?
— Эдварду, чтобы писать, нужен покой, — отвечает она. — Да, я вожу, но Эдвард не любит, когда женщина за рулем.
— Вы не скучаете по друзьям?
— Знаете, после замужества, видимо, рвутся все нити, — говорит Энджел. — Наверное, так у каждой, как вы считаете?
Доктор хмыкает и добавляет:
— Я не был здесь целых пятнадцать лет. Сейчас этот дом выглядит лучше, чем в те времена. Тогда он был разгорожен на маленькие квартирки. Я навещал одну очень милую молодую женщину, она жила наверху, как раз над вашей спальней. Четверо ребятишек, крыша текла, а муж пьянствовал беспробудно в здешней пивнушке и являлся домой только затем, чтобы поколотить ее.
— Почему она не ушла?
— Как они могут уйти, эти женщины? Разве они решатся на это? И куда им идти? Что станет с детьми?
В голосе доктора грусть.
— Все дело в деньгах. С деньгами женщина независима, — говорит Энджел, стараясь уверовать в это.
— Конечно, — соглашается доктор. — Но она очень любила мужа. Она не могла взглянуть на него трезвым взглядом, не умела заставить себя. Что ж, это непросто. По крайней мере для некоторых женщин.
Да, непросто, если он держит в руках твою душу. Непросто, когда о тебе забывают — в баре, пивнушке, постели другой женщины, наконец, просто в поезде, уносящем его в «литературные» странствия. О пренебрежение!
— Но ведь у вас все иначе? — невозмутимо спрашивает доктор. — В конце концов, у вас же есть деньги.
Откуда он это знает? Ах да, ну конечно, статья из воскресного приложения.
— Никто не станет читать ее, — расплакалась Энджел, когда Эдвард с окаменевшим лицом оторвался от полосы светской хроники. — Никто и внимания не обратит. Она же в самом конце страницы.
Заметка гласила:
«Прелестная, словно ангел, супруга Эдварда Холста — Энджел, дочь популярного автора детективов Терри Томса, услаждала мужу путь наверх не только кроткой улыбкой, которую запечатлел наш фотокорреспондент: она вытащила новоявленного гения с тесного и неудобного, хотя и традиционного чердака, от которого он отрекся ради старинного, шестнадцатого века, сельского дома в зеленом раю Глостершира. Любопытно, сумеет ли наш бедняк сохранить приверженность блеклым тонам, которыми так выделялись его творенья, или все-таки нынешние цены на краску не остановят его?»
— Эдвард, я не сказала этому репортеру ни слова, ни единого слова, — поклялась она несколько дней спустя, когда лед начал давать трещину.
— О чем ты? — спросил он, медленно и недружелюбно взглянув на нее.
— Об этой заметке. Я знаю, ты расстроился. Но я не виновата.
— С какой стати я стану расстраиваться из-за пошлой заметки в пошлой газете?
И льды сомкнулись опять, еще толще, чем прежде. Он уехал в Лондон, на несколько дней, якобы для устройства очередной выставки, а приехав, обмолвился, что виделся с Рэй.
В отсутствие Эдварда Энджел убиралась, пекла, шила шторы в надежде смягчить его сердце; она не сомкнула глаз до утра, терзаясь таким леденящим страхом его измены, что ей захотелось покончить с собой, только бы прекратить эту пытку. Она не могла спросить, чтобы рассеять свои подозрения. Он так ловко все передернет, швырнет ее страхи ей же в лицо: «Почему ты считаешь, что я захочу спать с кем-то еще? Почему ты вечно подозреваешь? Потому, что сама поступила бы так на моем месте?»
Просила хлеба, а подали камень. Научись независимости: никогда не признавайся в нужде. Маленькая непокорная Энджел с кроткой улыбкой, она слышит в ночи шаги чужой женщины, она плачет, сострадая чужому несчастью. Кто же захочет, чтобы душу, захватанную и избитую до синяков, трясли и швыряли чьи-то насмешливые руки? Обходись без нее!