– Да, пожалуй, – произнес я вслух, раздумывая, не рвануть ли нам на кладбище вдвоем, оставив Джерарда дожидаться Лидию, но в конце концов решил, что лучше не надо.
– Кого вы еще ждете? – спросил выразительный яркий рот.
Я обнаружил, что с Элис у меня та же беда, что и с другими красивыми женщинами. Смотреть на нее было нельзя, не смотреть – тоже. Хотелось спокойно взглянуть ей в глаза, как нормальный мужчина нормальной женщине, но я был настолько раздавлен, потрясен, сокрушен ее красотой, что не помнил даже, как это делается.
Я встречался с ней взглядом, понимал, что беззастенчиво пялюсь, резко обрывал себя и переводил взор на дорогу. Затем до меня доходило, что нельзя столько времени глазеть на машины, не то ей покажется, что мыслями я неизвестно где, как молодой карьерист на вечеринке, весьма полезной для дальнейшего продвижения по службе. Далее я напоминал себе: чтобы произвести впечатление нормального человека, надо смотреть на девушку как следует, поэтому снова ловил ее взгляд и быстренько отводил глаза. К несчастью, лучший способ зарекомендовать себя психопатом – стараться выглядеть нормальным человеком. В результате вид у меня был, как у типа, взявшего с газетного прилавка полистать автомобильный журнал, но постоянно косящегося на «Плейбой», или как у собаки, знающей, что смотреть на лежащий на столе кусок пирога не положено.
– Лидию и Джерарда, – ответил я. – Вот дождемся, и можно всем вместе пройтись пешком.
– Конечно, – протянула Элис, будто смакуя леденец. – Очень хочу познакомиться с Лидией. А будет кто-нибудь говорить речь на похоронах?
– Я набросал несколько слов. Точнее, подыскал цитату из Уайльда.
На самом деле я просто нашел статью Уайльда на смерть художника Обри Бердслея и приспособил ее для Фарли. Это давало мне шанс намекнуть на свое глубокое знание Уайльда перед Элис и приятелями Фарли, но, по правде, цитату я прочел в какой-то из газет, что мы держали в туалете. Да, искушение выдать чужие слова за собственные тоже посетило меня, но банду завсегдатаев модных клубов, с которыми водил знакомство Фарли, больше впечатлило бы имя Уайльд, нежели сами слова, если только они вообще считали литературу чем-то заслуживающим внимания.
Элис еле слышно ахнула от удивления и восторга, как, наверное, ахала во время своей первой близости с мужчиной:
– Цитату? Какую же?
Я достал из внутреннего кармана пиджака листок бумаги и прочел:
– «Каким бы невероятно ранним ни был расцвет его гения, он продолжал бурно развиваться и далеко еще не дошел до предела. В таинственном гроте его души скрывались великие силы, и есть нечто зловещее и трагическое в том, что человеку, привнесшему в жизнь новые оттенки ужаса, было суждено умереть в возрасте цветка».
– Чудесно, – улыбнулась Элис, и я сразу же представил себе, как она говорит это после того. – Просто замечательно. Но только как быть с «привнесшим в жизнь новые оттенки ужаса»?
– По контексту сойдет, – успокоил я.
– Приве-е-ет, – подпрыгнув на месте и зыркнув на меня, протянул Джерард, – как дела?
Защитник прав животных уже ушел, забыв свой плакат.
– Хорошо, – ответила Элис. Вот и мне бы так начать разговор, а не ломаться, как клоуну, беспокоясь о том, что от страсти на мне плохо сидят брюки.
– Классно выглядишь, – заметил Джерард, растопырив руки, будто нес перед собой картину, и я знал, что он не лукавит, ибо Джерард никогда не говорит девушкам таких вещей из простой вежливости. Нельзя же говорить о том, чего не чувствуешь.
– Спасибо, – сказала Элис, – ты тоже ничего себе. Все еще хочешь со мной спать?
Брюки вдруг стали мне совершенно свободны. Идти больше ничто не мешало.
– У нас есть десять минут до встречи с Лидией, – радостно заржал Джерард, мысленно потирая руки. Я заставил себя подхихикнуть. Он по-прежнему подпрыгивал, но, на мой взгляд, не очень высоко, то есть был относительно спокоен.
– А может, лучше со мной? – проронил я.
– Ага. С вами обоими, если обещаете управиться за десять минут.
Элис улыбнулась одними глазами. Глаза у нее были невероятно добрые и умные. Джерард подпрыгнул еще раз, и мы оба истерически расхохотались, хотя, думаю, ничего веселого в ее предложении не находили.
– Рада видеть вас всех в глубокой скорби, – заметила только что прибывшая Лидия. Она тоже привела себя в порядок соответственно случаю, надела что-то черное и держала в руке букет белых роз.
– Черт, – воскликнул Джерард, – а про цветы-то я и не подумал!
Лидия смерила Элис взглядом – по-моему, более пристальным, чем допускают правила хорошего тона.
– Цветы наверняка будут продавать у кладбища, – сказала Элис. – Я Элис, а вы, должно быть, Лидия?
Она протянула Лидии руку, позой снова напомнив мне египетскую принцессу – только волосы у Элис были красивее. Лидия крепко сжала ее ладонь, сказав, что слышала об Элис очень много. «Надеюсь, ничего плохого», – заметила Элис. «О, что вы, напротив», – возразила Лидия. Мы с Джерардом хором извинились, что не представили дам друг другу.
Лидия с каким-то странным ожесточением теребила Элис за рукав.
– Чудный материал, – изрекла она тоном цыганки, сулящей благоденствие и процветание за грош медью. Джерард протянул лапу, тщательно пощупал тот же рукав и заключил:
– Да, правда здорово.
Не желая оставаться в стороне, я уцепился за второй рукав, пробормотав:
– Фантастика.
И тут же вспомнил какую-то старинную картину, на которой Пресвятая Дева беседует с убогими или королева наложением рук исцеляет увечных. Случайному прохожему, однако, могло показаться, что мы пытаемся разорвать девушку пополам или стащить с нее платье – сцена для южного Лондона не самая типичная.
– Мамино старое, – пояснила Элис.
Ух ты, подумал я, она еще и комплименты принимать умеет.
– Хм-м, – сказала Лидия, явно подразумевая: «Да уж, конечно! Просто купить в магазине платье, заплатив за него кучу денег, как обычная смертная, ты не могла. Оно должно было достаться тебе бесплатно, верно ведь, ты, стерва везучая».
– Напялила, что было, – продолжала Элис, ослепительная в черном бархате, как бриллиант в короне.
– Хм-мм, – повторила Лидия, что значило: «Умри, дрянь самодовольная».
– Если приглядеться, оно совсем вытертое.
– Хм-мм, – промычала Лидия, сжимая свободную руку в кулак, будто опасалась вцепиться Элис в горло.
– Ну, пошли? – спросил Джерард, который, как и я, видимо, боялся, что еще одно «Хм-мм» – и Элис окажется под колесами машин.
– Хм-мм, – сказала Лидия.
– Может, вы отпустите мои рукава? – попросила Элис.
– Извини, – сказали хором все мы.
И пошли по Эффра-роуд к кладбищу. Говоря о нашем решении похоронить Фарли в Брикстоне, я не учел одного: кладбища как такового в Брикстоне нет, то есть предавать нашего друга земле пришлось в ближайшем к Брикстону месте – западном Норвуде. Для тех, кто не живет в Лондоне, объясню: Норвуд не отличается особым шиком, но что поделаешь, надо же Фарли упокоиться где-нибудь.
Идти от станции метро до кладбища довольно долго, но, поскольку в здешних автобусах мы разбирались не очень, то решили не связываться с городским транспортом. Элис шагала впереди – «шагала» здесь ключевое понятие, ибо, как выразился бы спортивный комментатор, девушка взяла хороший темп прямо со старта. Причем настолько хороший, что всем нам стоило большого труда не отставать от нее.
Это усугубило и без того непростую ситуацию. Каждый из нас желал, чтобы внимание Элис по пути было обращено исключительно на него одного, но оказаться рядом с нею надлежало совершенно случайно. Отпихивать противника локтями или тянуть его за рубашку было неспортивно; подобные приемы только выявили бы склочника, который отчаянно хочет занять не предназначенное ему место. Как я уже отмечал, недопустимо демонстрировать желанной женщине свое желание; никто не желает иметь дело с тем, кто желает слишком многого. К несчастью, нам обоим – Джерарду и мне – приходилось чуть ли не бежать, чтобы держаться с нею вровень, взывая к ее вниманию на полном скаку, как газетчики с не склонным к интервью политическим деятелем. Лидия, которой не позволял угнаться за всеми нами малый рост, пыхтела далеко позади, как оруженосец трех мушкетеров.