– Да, он был первым секретарем и намного старше меня.
Странно, она вроде говорила, ему двадцать восемь. Какое же это «намного»? Может, тогда, ночью у Фарли, приврала насчет его возраста, боясь показаться чокнутой?
Вот вам второй штамп: посол и его прелестная юная подруга.
– И теперь ты погрузилась во все это, – изрек я, неопределенно махнув рукой на микроволновую печь за стойкой. Другого предлога для перехода в ресторан мне найти не удалось.
В «Плюще» было битком, поэтому я решил повести Элис в еще более модное заведение, «Детройт», подвальный ресторанчик, работающий как ночной клуб, с шершавыми стенами из необработанного песчаника и тусклыми жестяными светильниками в минималистском стиле 60-х годов, похожими на прилипшие к стенам летающие тарелки. Изящно-лаконичное меню состояло из пяти-шести блюд, что избавляло вас от долгих блужданий по кулинарной «Войне и миру», а также от мук принятия решения. Люблю поваров, которым хватает любезности самим выбрать для вас кушанье; в конце концов, это выбор знатока. А доморощенные демократы, желающие угодить всем, мне не по нутру.
Предположив, что Элис, как все женщины, вегетарианка, я мысленно отметил в меню лосось, был изумлен, когда она выбрала бифштекс, и тоже заказал его. Джерарду будет о чем подумать, когда он притащит ее в «Бел Свами» или другой овощной ад, на который он решил ее обречь.
Мы заказали вино, причем я едва удержался, чтобы не спросить домашнего, как делаю всегда. В результате нам принесли красное, двадцать семь девяносто бутылка, – пожалуй, ничего дороже я сам в жизни не покупал.
На меня бросил завистливый взгляд симпатичный, модно одетый парень за столиком слева от нас. Не скрою, мне стало приятно. Парень был с обворожительной темнокожей девушкой, которая, как, вероятно, он только что понял, оказалась не самой красивой в зале.
– Как ты с ним познакомилась?
Вернуться к разговору о дипломате я решил, ибо сам никогда дипломатов не видел и уж точно с ними не спал.
– На пикнике в Букингемском дворце. Туда пригласили друга моего шефа, явиться надлежало с дамой, и он позвал меня.
Да уж, конечно, подумал я. Значит, пикник в Букингемском дворце? Интересно было бы заглянуть. Пиво небось бесплатное. А вот упоминание о друге шефа мне не понравилось. Не был ли он одним из тех самых пятидесяти?
– И часто тебя приглашают на такие мероприятия?
Пожалуй, при такой красоте никакого паспорта не нужно.
– Да, довольно часто. Я, знаешь ли, девушка светская, люблю общество интересных людей.
– Я думаю, – сказал я, потому что действительно так и думал. – Но ведь среди этих интересных людей и мужчины изредка попадаются, а?
– Да-а-а, – пропела Элис, игриво ткнув меня кулачком в бок. Отлично, все идет как надо.
– Ладно, а что ты думаешь об архитектуре? – спросил я, чувствуя, что должен как-то потягаться с этим ее бывшим, а заодно развенчать его в глазах Элис. Почему-то, хоть у нее с ним уже ничего не было, я ревновал. Только бы разговор не свернул на оперу: тогда мне нечем будет крыть. Я много лет искренне считал, что НАО – кличка Брайана, который играл вместе с Дэвидом Боуи (для тех, кто не в курсе: это оперный театр недалеко от зала, где часто выступали «Секс пистолз»).
– Это очень важно, – сказала Элис. – Как бы мы без нее?
Она явно дурачилась, и это мне понравилось.
– А любимое произведение архитектуры у тебя есть?
– Наверное, моя квартира, где мне тепло и сухо, – ответила она, пристально глядя на меня. Я слишком хорошо понимал, как неприлично мало расстояние между нами – сантиметров двадцать, не больше.
– Так для тебя содержание важнее формы? – продолжал я, смотря на ее формы и думая об их содержании.
– Вообще-то нет, просто свое всегда интереснее общего. Сам выбираешь, сам обустраиваешь. Но некоторые здания мне очень нравятся – Центр Помпиду, например.
– А, – понимающе протянул я, – тот, что с трубами на фасаде?
Всегда так делаю: если ничего не смыслю в предмете беседы, ляпаю заведомую глупость, опровергая собственное знание и очень аккуратно намекая, что на самом-то деле кое-что понимаю. Почему мне так трудно признать, что я полный невежа и в газете читаю только спортивную полосу, даже не знаю.
– Да, он самый. Погоди, у тебя что-то над глазом. Можно?
Лизнув палец, она сняла что-то у меня с лица. Я еле сдержался, чтобы не наброситься на нее с поцелуями.
– А из старины, за границей, тебе что нравится? – поинтересовался я, пытаясь усилием воли внушить ей вид площади Святого Марка и венецианских каналов.
– В Праге, я слышала, очень красиво, – проронила она, стряхивая пепел с сигареты.
– А еще?
– В Риме никогда не была.
– Ах, Италия… Говорят, Рим – не самое прекрасное, что там есть.
Говоря это, я изо всех сил пытался внедрить в ее сознание образы геральдического льва Венеции. В моем мозгу чередой мелькали люди в масках, карнавалы, колокольни, безумно дорогие напитки, туристы в жутких шутовских колпаках… Скажи «Венеция», беззвучно молил я.
– Флоренция, – произнесла она со смаком футбольного комментатора, сообщающего о победе родной итальянской сборной, – Firenze. Вот настоящее чудо.
– А Венеция по-итальянски как? – спросил я, решившись наконец на относительно прямой вопрос.
– Venezia. Я там была. Два раза.
– А-а, – протянул я. – И как, понравилось?
– Больше не поехала бы. Слишком много туристов. Все затоптали.
Эта часть вечера буксовала и скрежетала всеми шестеренками. С тяжелым сердцем я представлял себе, как мы с Лидией поднимаемся по трапу самолета, а Джерард увлекает Элис в ночной вихрь огней, музыки, танцев и противозачаточных средств.
Она увидела мое лицо.
– Конечно, я тоже туристка. Я не из тех, кто воображает себя путешественниками, а всех остальных – туристами.
Я искренне обрадовался: это давало мне возможность развить тему. Сам терпеть не могу путешественников, которые презирают туристов, и моего запаса шуток вполне хватает, чтобы рассмешить девушку.
– Когда-то я тоже считал себя туристом, – начал я.
– А теперь ты выше этого? – заметила Элис, предлагая мне сигарету. Курила она «Силк Кат». Я закурил, аккуратно прикрыв пальцами дырочки у фильтра, чтобы добро не пропадало.
– Ну, эту стадию я уже миновал. Раньше думал, сам создаю себе праздники, но теперь понимаю, что еще не дорос. Не хочу создавать себе праздники, хочу готовенькое. На тарелочке.
– Ну, и кто же ты после такого? – спросила Элис, явно наслаждаясь извращенностью беседы.
– Солнцепоклонник. Люблю солнце, песок, плотские удовольствия.
Глубоко затянувшись, я докурил до фильтра. «Силк Кат» – дамское развлечение, ими как следует не затянешься. Среди других сигарет они как «Фиат 500» среди автомобилей: для нечастых поездок по городу в самый раз, а для гонок не годится.
– По-моему, ты кое о чем забыл, – неожиданно серьезно заявила Элис. Я спросил, о чем же, втайне боясь рассуждений в духе Джерарда о влиянии туризма на экономику развивающихся стран, которые развиваются только благодаря туризму.
– О пиве, – отрезала она тоном директора магазина, делающего замечание стажеру.
– Тысяча извинений, – ответил я. – Впредь обязуюсь никогда не забывать.
Тем временем нам принесли еду. К счастью, и я, и Элис успели докурить. На определенном уровне зависимости от табака начинаешь относиться к еде как к досадной необходимости отложить сигарету.
– Так ты сможешь выбраться во Францию на свадьбу к Лидии? – спросила Элис столь непринужденно, будто интересовалась, нравится ли мне мой бифштекс.
– Что-что? – не понял я.
– Во Францию поедешь? – повторила она, цепляя на вилку ломтик жареной картошки.
– Зачем?
Она посмотрела на меня взглядом сержанта, во время парада заметившего на кителе новобранца пылинку.
– К ней на свадьбу.
Внимание, Джеймс Бонд. Мне Лидия не говорила, что свадьба будет во Франции, почему же ей сказала?