Дочери господина Тепеза были в среднем шаркающем возрасте. Они сбегáли по лестнице в умеренном темпе. Господин Тепез тотчас заметил их в толпе других школьников. Одеты они были не так ярко, жестикулировали не так активно и говорили не так громко, а ещё… они просто выглядели по-другому.
Дака со своей причёской под морского ежа и стрекозиными солнечными очками могла бы сойти за рок-звезду из чёрно-белого музыкального журнала за 1978 год. Сильвания в своей шляпе и аккуратно скроенной юбке хорошо вписалась бы в старинный английский роман (в котором речь шла бы, разумеется, о страсти, о любви, предательстве и чести). Господин Тепез был очень доволен, что его дочери выделяются из толпы. В конце концов, они ведь и были не такими, как все остальные ученики этой школы. И спокойно могли это показать.
Между Сильванией и Дакой шагала светловолосая девочка. Она была одета в обычные майку и джинсы, но светилась словно ангел – так показалось Михаю Тепезу. Может, причина была в её светлых волосах или сияющих глазах. Левая её рука от запястья до плеча была разрисована. Неужто это настоящая татуировка? И вдруг девочка подняла руку и помахала в его сторону. Господин Тепез вопросительно показал на себя. Потом оглянулся. И заметил, что белокурая девочка смотрела на синюю «ауди», припаркованную как раз позади него.
– Папа! – крикнула девочка.
– Папа? – воскликнули разом Сильвания и Дака, выпучив глаза на отца и сбегая с последних ступеней лестницы.
Но Михай Тепез уже не видел и не слышал своих дочерей. Его глаза и уши были прикованы к водителю синей «ауди». Тот одним прыжком выскочил из своей машины и ринулся на господина Тепеза.
– ВЫ!!! – кричал мужчина, побагровев лицом. Глаза его за маленькими круглыми очками полыхали и, казалось, изрыгали пламя. Он вытянул указательный палец, направив его, словно дуло пистолета, на Михая Тепеза. – То были вы! Я вас узнал!
Господин Тепез подтянул уголки воротника своей чёрной накидки, разгладил усы и живописно откинул назад смоляную гриву:
– Пардон?
– Не прикидывайтесь! Вы меня не проведёте. Это вы проникли ночью в мою квартиру и попытались меня уку… уку… – Мужчина задыхался. – Укусить!
Господин Тепез поднял брови вверх:
– Да что вы говорите!
Дака и Сильвания сокрушённо переводили взгляд со своего папы на папу Хелене и обратно.
Хелене с любопытством оглядывала господина Тепеза.
Господин доктор Штайнбрюк пригладил свои реденькие блондинисто-седые волосы, уже отступавшие с темени. Багровый лоб горел, как колпак Красной Шапочки. Папа Хелене лихорадочно озирался по сторонам, показывая на господина Тепеза и крича:
– Этот негодяй крайне опасен! Он сумасшедший, буйнопомешанный, его надо упечь в сумасшедший дом!
Господин доктор Штайнбрюк собирался внести ещё много других предложений, куда следовало бы поместить Михая Тепеза в самом лучшем случае, но дочь потянула его за руку.
– Поехали, папа, – сказала она.
Господин доктор Штайнбрюк трижды сглотнул, потом нехотя кивнул. Он послушал дочь. Это было весьма разумно. Открывая дверцу своей синей «ауди», он ещё раз впился взглядом в господина Тепеза и с расстановкой произнёс:
– С вами свяжется мой адвокат.
Потом он сел за руль. Хелене усаживалась на пассажирское сиденье. Она ненадолго замерла и с ничего не выражающей миной посмотрела на Сильванию и Даку.
В этот момент Сильвания заметила, как что-то блеснуло у кармана джинсов Хелене. Это очень походило на застёжку цепочки. Тонкая золотая застёжка цепочки. Такая же застёжка, какая была у потерянной цепочки Сильвании.
Секунду спустя Хелене захлопнула пассажирскую дверцу, и синяя «ауди» умчалась прочь по Рингельнац-штрассе. Близняшки раскрыв рты смотрели вслед машине. Глаза господина Тепеза сузились до щёлочек. Однако вокруг его рта играла тонкая улыбка.
К большому каштану у школьной лестницы прислонилась тщедушная фигурка, наблюдавшая за происходящей сценой бдительными глазами цвета охры. Людо Шварцер не сводил взгляда с близняшек и их отца, пока они не уехали от школы на тарахтящей «дачии».
Осторожно, сердцеед!
Дака сидела на пассажирском сиденье, задрав ноги на приборную панель и теребя свои волосы.
– Крётц джёбью зухой мурья![10] – процедила она. (Это очень плохое вампирское ругательство. Настолько плохое, что его и перевести нельзя.)