В своих мягких и уютных небесно-голубых домашних тапках он бесшумно пробрался на террасу Тепезов. Большая стеклянная дверь, ведущая в гостиную, стояла открытой. Господин ван Комбаст просунул голову внутрь и огляделся. В комнате никого не было. Дирк ван Комбаст скользнул в дверь и очутился внутри. Он был даже слегка разочарован. Комната выглядела вполне нормально. Мебель была старая, на потолке висела большая люстра, ковёр на полу был светлый и пушистый, а перед диваном стоял кошачий лоток. Правда, наполнитель в этом лотке выглядел подозрительно тёмным.
На бесшумных мягких подошвах Дирк ван Комбаст прошёл дальше, в холл. Шум исходил сверху. Тем не менее он заглянул и в кухню. С соседями, которые приносят в подарок шнапс со лжегусеницей, лишняя осторожность не повредит. В кухне всё выглядело хаотично, но в остальном он не заметил там ничего необычного.
Мужчина медленно поднялся по деревянной лестнице. Дверь комнаты, откуда доносился грохот, была лишь прикрыта. Господин ван Комбаст неуверенно остановился. Тут шум стал таким пронзительным, искажённым и оглушительным, что ему уже захотелось быстро сбежать по лестнице и через террасу спрыгнуть на свой участок № 21. Он мог бы ещё устроить себе уютный вечер с журналом о парусниках и стаканом пахты. Он мог бы позвонить господину доктору Бонэ, ухо-горло-носу, и договориться с ним о партии в сквош. Он мог бы заняться собой: выстричь подросшие волосы в носу, принять ванну с бурбоново-ванильной добавкой или счистить со ступней ороговевшую кожу. Вообще было много разносторонних и заманчивых возможностей.
Дирк ван Комбаст смотрел на притворённую дверь, потом оглянулся на лестницу. Потом упрямо помотал головой. «Я сделаю это ради тебя, мама», – прошептал он. Один шаг – и он у двери. Осторожно приотворил её и заглянул в комнату. От того, что` он увидел, волосы у него в носу начали вибрировать, а рот раскрылся.
Сильвания Тепез, девочка со старомодными юбками и шляпками, зависла, как неандерталец, над виолончелью и обрабатывала её смычком, будто хотела распилить. Дакарию Тепез Дирк ван Комбаст поначалу не узнал. Он увидел лишь установку, над которой в воздухе вертелся чёрный колючий шар. Этот колючий шар кричал: «Йе, йе, йе!» – и стучал двумя барабанными палочками друг о друга. Только когда Дака после мёртвой петли снова приземлилась на табурет с криком «вуммс!», Дирк ван Комбаст её узнал. Он таращился на Даку, рот его был раскрыт, но оттуда не исходило ни звука.
Но даже если бы исходило, ни Сильвания, ни Дака всё равно бы его не услышали. Они были в самой гуще радикального рагга-джема. Только когда Сильвания откинула голову назад, уронив при этом шляпу, она обнаружила соседа. Тот стоял в дверях комнаты как восковая фигура мадам Тюссо. Сильвания от испуга выронила смычок. Виолончель смолкла.
Глаза Даки были закрыты, и она со всей силы колотила по тарелкам.
– Ону, цой, трош, бой шлаппо ноку мош, бой, бой, бой! – кричала она при этом.
Сильвания покосилась на сестру и покашляла. Её кашель потонул в барабанном бое, как мышиный писк в рёве льва. Пока Дака не приступила к следующей своей мёртвой петле, Сильвания сняла туфлю и бросила её Даке в голову.
Это подействовало. Дака прервала радикальный рагга-джем.
– Эй, что такое? Никакого насилия. Только мир, сестра!
Сильвания водрузила на лицо улыбку и повернулась к восковой фигуре. Даже с открытым ртом и ошеломлённым взглядом господин ван Комбаст всё ещё выглядел превосходно – так ей показалось.
– Добрый день, господин ван Комбаст.
Дака наконец глянула в сторону двери.
– О, привет. – Она бесшумно потянула носом. Опять неприятно пахло чесноком.
– Я надеюсь, наша… музыка вам не помешала? – спросила Сильвания.
Господин ван Комбаст продолжал стоять как вкопанный. Только взгляд его бегал с одной сестры на другую. Затем он медленно поднял руку и указал на Даку:
– Ты! – Он трижды набрал в лёгкие воздуха. – Ты только что летала.
Дака оглянулась, ища того, к кому мог обращаться Дирк ван Комбаст.
– Кто? Я? – Она громко рассмеялась, и Сильвания присоединилась к её смеху. Девочки надеялись, что мужчина, который всегда демонстрировал широкую улыбку Щелкунчика, не заметит, как фальшиво звучит их хохот.
Но сейчас и следа от улыбки Щелкунчика не осталось на лице соседа. Его рот сжался в узкую полоску. Верхняя губа слегка дрожала. Он всё ещё держал свой указательный палец устремлённым на Даку:
– Я видел это своими глазами. Ты – летала.
– Правда, что ли? – Дака наморщила лоб. Потом пожала плечами. – Ну да, если вы это точно видели, то всё верно, так? И как же я летала? Как шмель, как летающий ящер или как пингвин?