Эльвира Тепез непонимающе уставилась на мужа:
– Ты попытался укусить моего арендодателя?
Господин Тепез пожал плечами:
– Я же сказал – из этого ничего не вышло.
У Эльвиры глаза на лоб полезли.
– Михай! Тебе нельзя здесь летать ночами по округе и кусать каких бы то ни было людей.
– Так ведь я его и не укусил.
– Но ты хотел!
– А что мне ещё оставалось?
Эльвира Тепез ошеломлённо смотрела на мужа:
– Может, просто оставить его в покое?
– Тогда, может, ему следовало просто оставить в покое мою жену? – ответил господин Тепез, скрестив руки на груди. – Он первый начал! Не я!
Сильвания и Дака прекратили смеяться и внимательно следили за диалогом родителей. Уже не в первый раз господин Тепез проявлял свою ревность. Не в первый раз он наносил поклоннику Эльвиры разъяснительный визит. И не в первый раз родители из-за этого ссорились. Девочки знали, что они помирятся. И всё равно Сильвания находила их разговор волнующим. Просто не было на свете ничего более интересного, чем пылкая страсть, ревность и любовные драмы. Она подпёрла голову руками и слушала разгорячёнными ушами.
Дака, наоборот, предпочла бы заткнуть себе уши. Родители вели себя просто позорно. В конце концов, ведь они были родители, а не какие-нибудь подростки в фильме про любовь. Дака откашлялась:
– А не могли бы вы всё остальное выяснять в гостиной?
Господин и госпожа Тепез удивлённо оглянулись на дочерей. Они явно забыли, где находились.
– О, извините, конечно! – быстро сказала госпожа Тепез.
– Но впредь закрывайте дверь террасы, – посоветовала Дака.
– И прихватите с собой крысу, – сказала Сильвания.
Несколько секунд спустя господин Тепез, госпожа Тепез и Раттатуя оставили девочек наедине.
Сильвания вздохнула и упала на свою железную кровать.
– Ну, разве это не безумно романтическое доказательство любви?
Дака почесала голову барабанной палочкой:
– Что именно? То, что они забрали Раттатую с собой?
– Гумокс! Конечно же, я имела в виду укус. Представь себе, что у тебя есть друг…
– Погоди-ка, – подняла руку Дака. – Ты имеешь в виду настоящего такого друга, который лапает тебя потными ладонями, всё время хочет тискаться и косеет, свихнувшись на теме любви? Можешь про это забыть!
– Но ты просто представь себе. Вам совсем не обязательно тискаться и лапать друг друга. Пусть у вас будут платонические отношения.
– Это имеет какую-то связь с ботинками на платформе? Ну, из-за большей дистанции друг от друга?
Сильвания закатила глаза:
– Нет. Платоническая любовь – это любовь без прикосновений. При этом речь идёт скорее о душевной привязанности.
Дака немного поразмыслила.
– Окей. Такое я, пожалуй, могу себе представить. Итак, у меня есть такой платформенный друг. И что дальше?
– Представь себе, что твой друг любит тебя так сильно, что ревнует тебя ко всем другим мальчикам без разбору, и вот…
– Что это ещё за другие мальчики?
– Ну, другие. Главным образом те, которые на тебя поглядывают. И если они подходят к тебе слишком близко, – цап! – твой друг кусается!
Дака щёлкнула языком.
– Круто!
Сильвания кивнула. Девочки сидели некоторое время молча, каждая в своих мыслях. Сильвания представляла себе рослого русоволосого юношу (странным образом похожего на того, которого встретила тогда на эскалаторе). Под плакучей ивой на берегу озера при полной луне он признавался ей в любви, ревности и укусах.
Дака представляла себе черноволосого молодого вампира (похожего на солиста группы Krypton Krax). Она пыталась вообразить акт его ревности. Её молодой платформенный друг подкрадывался сзади к другому мальчику, раскрывал рот и вонзал свои безукоризненные клыки в бледную шею. Чавк!
Сильвания первой очнулась от своих мыслей.
– Глупо только, что мы уже не в Бистрине, а в Биндбурге. Я думаю, здесь скорее редкость, чтобы один мужчина кусал другого из ревности.
– Ещё глупее то, что наш папа укусил, как нарочно, папу Хелене. Или попытался укусить.
Сильвания печально кивнула. Про Хелене, в качестве будущей лучшей подруги, можно было, пожалуй, забыть. Внезапно она что-то вспомнила.