Джаред проснулся. Утреннее солнце било ему в глаза, вонзаясь лучами прямо в мозг. Одеяло скомкано, а он сам — мокрый от пота. В своей постели. Руки сжаты в кулаки, скулы сведены до боли. Какого черта?… Взгляд упал на часы. Половина восьмого.
Похоже, опять это началось. Он провел рукой по лицу. Почти три года он не видел этот сон. Этот поганый сон, из-за которого его тело вечно болело от тоски по Эве.
Успокойся, Редвулф, сказал он себе. Ее не будет здесь через пару недель. Не будет ни в твоей жизни, ни в твоих снах. Навсегда.
Он снова взглянул на часы. Без двадцати семи восемь. Но, может быть, он освободится раньше, если пройдет по плану этот день. Ему вдруг показалось, что это вполне возможно, особенно если вечером Тина Уотерс внесет свою лепту. Она всегда просит, чтобы он остался до утра. Он еще ни разу не делал этого, но почему бы сегодня вечером не нарушить традицию? К черту, правила для того и существуют, чтобы их нарушать. Особенно если того требуют чрезвычайные обстоятельства.
А то, что Эва Томсон снова в Парадизе, — обстоятельство чрезвычайное.
На мгновение он прикрыл глаза и тут же опять увидел ее перед собой: она стояла — почти голая, если не считать пары полосочек розового шелка, — над ним, и ее изумрудные глаза говорили, что она его хочет.
— Проклятье! — Он отшвырнул одеяло и выскочил из кровати. После сегодняшнего дня Эва станет всего лишь воспоминанием. Он так хочет.
— Думаю, морковка — то, что надо. — Эва с Лили выходили из супермаркета. — Если бы ты была лошадкой, что бы ты больше всего любила кушать?
— Жвачку с мороженым, — мгновенно выпалила Лили.
Эва засмеялась. Ей нравились раскованность и непосредственность дочки, нравилось болтать с ней. Эве даже удавалось порой отрешиться от собственной серьезности, почувствовать себя чуть-чуть бесшабашнее. А уж сегодня-то ей точно предстоит прыгнуть выше головы.
Через полчаса они договорились встретиться у Джареда, чтобы посмотреть его лошадей. Понятно, это интересно только Лили. Эве же очень любопытно было увидеть дом Джареда и чего он там еще добился в своей жизни. Даже если это и означает, что ей придется рассказать правду.
— Не отпускай мою руку, солнышко, — сказала она дочке, когда они переходили улицу.
— Мамочка, а почему здесь ходят так медленно-премедленно?
Эва повеселела.
— Думаю, потому, что людям здесь некуда особенно торопиться. По сравнению с Манхэттеном тут очень спокойно, правда же?
Лили кивнула.
— Мне тут нравится.
Эва остановилась возле своей машины.
— Правда, солнышко?
Лили энергично закивала, а в ее глазах можно было прочесть тысячу желаний одновременно.
«Наверное, действительно глаза — зеркало души», — подумала Эва. Вот если бы кто-то заглянул в ее глаза — если бы, конечно, у кого-то нашлось на это время, — этот кто-то определенно увидел бы в них, что в Нью-Йорке ей не особенно уютно.
Она открыла дверцу. Через пару недель все равно придется уехать отсюда, хотят они того или нет. Здесь они обе чувствуют себя как дома, но ведь в Нью-Йорке она зарабатывает на жизнь. У нее фантастическая работа и куча клиентов. Она больше не принадлежит Парадизу.
— Мамочка, почему этот старый дяденька на нас так смотрит?
Эва оглянулась. Неподалеку от парковки стоял пожилой мужчина. Она не видела его всего четыре года, но он почти не изменился. Разве только морщины у глаз и рта стали глубже. Она почувствовала раздражение. С чего, спрашивается, ему выглядеть таким несчастным? Хотя даже тратить на него мысли — слишком щедро после всего, что он ей сделал.
— Мамочка?
— Ничего, Лил. Садись в машину.
— Эва?
Слишком поздно.
— Здравствуй, папа.
И вдруг на лице отца она заметила выражение, какого не видела у него никогда прежде, зато тысячи раз наблюдала в зеркале. Сомнение и неуверенность. Он нерешительно улыбнулся:
— Ты снова дома.
Эва молча кивнула. Как будто окаменело горло. Она не могла протолкнуть через негр ни слова.
— Так приятно тебя видеть. — Он перевел взгляд на девочку. — Это Лили?
Эва опять кивнула и сжала детскую ручонку.
— Да.
Отец присел возле Лили на корточки. Было заметно, что это далось ему с трудом.
— Привет, — сказал он.
— Привет. — Лили прижалась к матери. — Ты кто?
Эва затаила дыхание.
— Я твой дедушка.
Лили недоверчиво улыбнулась и пожала плечиками:
— Это хорошо, да, мама?
Эва испытала облегчение, но всего лишь на миг. Она не доверяла отцу.
— У меня скоро день рождения. — Лили подняла шесть пальчиков вверх. — Вот через сколько месяцев.