— Но вы ведь знаете, что он к вам неравнодушен?
Мэгги не стала изворачиваться.
— Джек, как я уже сказала, мы с ним друзья и коллеги, Спенсер слишком умен, чтобы осложнять ситуацию. К тому же вы знаете мое отношение к браку, для меня главное — работа и карьера.
— И это очень большая потеря для мужского пола.
Джек, неотрывно глядя ей в глаза, медленно приблизился. Мэгги попыталась улыбнуться, но не смогла. Замерев, она смотрела, как Джек — высокий, гибкий, смуглый, каждой своей клеточкой излучающий опасную мужественность, — приближается к ней.
— Мэгги, вы прекрасны — и физически, и духовно. — Не отрывая взгляда от ее глаз, он двумя пальцами приподнял голову Мэгги за подбородок и грубовато признался: — Я от вас просто без ума, но вы ведь и так это знаете.
— Джек, не надо…
— Я должен. — И он приник к губам Мэгги. Ее захлестнули сладостные ощущения, которые она помнила по прошлому разу, когда Джек целовал ее. — По-моему, я и так проявил редкостное терпение. — В его голосе послышалось нечто сродни удивлению, как будто терпение было не в его характере.
— Джек, вы знаете, я вам никогда не лгала. Я дала вам понять…
— Да, и очень ясно, — согласился он, не дослушав.
Зачем ему надо целовать меня именно сейчас, подумала Мэгги, когда его откровенная мужественность странно контрастирует с чем-то трогательно-детским, проглядывающем на агрессивно красивом лице?
— Значит, вы точно знаете… — в отчаянии прошептала она.
— Точно.
Он снова поцеловал ее, и Мэгги затрепетала. Губы Джека были горячими и настойчивыми, руки уверенно поглаживали ее спину и талию, поднимая желание Мэгги на все более высокую ступень. Все тело ее словно ожило, Мэгги чувствовала, как ее женственность распускается подобно весеннему цветку под лучами солнца. Ощущение было новым, волнующим и одновременно пугающим.
Опасность! — просигналил ее мозг.
Мэгги попыталась оттолкнуть Джека, но он пока не собирался ее отпускать. Еще один всплеск протеста — и Мэгги снова покорно обмякла в руках Джека.
Он тяжело дышал, его сердце билось гулко, как барабан. Мэгги чувствовала, что Джек сдерживает себя железным усилием воли. Его горячий язык исследовал глубины ее рта, заставляя кровь Мэгги быстрее мчаться по сосудам, разнося по всему телу опьяняющий огонь желания. Мэгги тихонько застонала.
Джек оторвался от ее губ.
— Сладкая моя… — Голос его чуть дрожал, но был полон нежности.
Мэгги посмотрела Джеку в глаза, в ее взгляде читался немой вопрос.
— Еще немного, и я не смог бы остановиться, — уже тверже пояснил Джек, — ты понимаешь, о чем я?
Мэгги понимала, но сила ее собственного желания была так велика, что она стиснула зубы, чтобы сдержаться и не броситься Джеку на шею, признавая свое окончательное поражение.
— Мэгги, я должен вам кое-что рассказать, вы должны кое-что понять, но сейчас не время, — хрипло проговорил Джек. Они все еще стояли так близко, что ощущали тепло тел друг друга. Махровое полотенце не скрывало от Мэгги, что Джек возбужден. Она покраснела. — Мне обязательно нужно с вами поговорить, и этот разговор нельзя откладывать. — Он мрачно хохотнул. — Если я, конечно, не хочу свихнуться. Встретимся завтра утром.
Это не просьба и даже не приглашение, а приказ, поняла Мэгги. В другой ситуации она возмутилась бы, но сейчас не смогла бы и двух слов связать. Поэтому Мэгги просто кивнула и попятилась. Джек провожал ее взглядом, и на его смуглом лице прищуренные глаза горели подобно двум полоскам серебристого огня.
— Я заеду за вами в десять.
Мэгги снова кивнула, повернулась к нему спиной и вышла сначала в вестибюль, затем на лестницу. У нее кружилась голова, колени подгибались. Спустившись по лестнице, она заглянула в свой кабинет за сумочкой и вышла на улицу. Ни о чем другом, как о завтрашнем дне, она думать не могла.
Наверное, я сошла с ума — да, точно, рехнулась! Как еще можно объяснить, что я согласилась встретиться с Джеком, если и так ясно, что он собирается сказать: он выложит карты на стол и без лишних церемоний изложит истинную суть своего предложения. И даже в последние пять месяцев он шел все к той же цели — проявляя ко мне якобы чисто дружеский интерес, сам потихоньку, по щепочке, по кирпичику разрушал барьеры, которые я воздвигла между собой и ним. И все это ради одного — чтобы затащить меня в постель.
Джек Мэйден — безжалостный и блестящий стратег. Он прекрасно разыграл свою партию. Теперь мне стало ясно, что и его ревность к Спенсеру прекрасно вписывается в общую картину: ну как же, Джек не мог стерпеть, что я предположительно отдала Спенсеру то, в чем отказывала ему самому, это Джека и взбесило. Но и тут он сумел так сыграть на моих чувствах, что я в конце концов сказала ему то, что он хотел узнать. А затем Джек провел небольшой эксперимент и убедился, что вопреки всем моим гордым словам, стоит ему щелкнуть пальцами, как я готова прыгать, будто дрессированная собачонка.